— Ах, будь любезен, поведай мне, почему ты не хочешь ничего рассказать?
Симон тупо уставился в пустоту.
В одно мгновение он оказался лежащим на полу. Себастиан навалился на него и сжал пальцами горло. Симон пытался сделать глоток.
— Я знаю, что тебе все известно. — Лицо Себастиана налилось кровью от гнева. — Задушу, если ты мне все не выложишь.
Белые и фиолетовые точки перед глазами…
Здоровенные руки.
— Задушу тебя, маленький засранец!
Выше этажом распахнулась дверь.
— Симон, это ты? — раздался голос тети Элены. — Мне нужно масло.
Симон уставился на пакет с маслом, лежащий на площадке.
Себастиан разжал руки.
— На этот раз тебе повезло, пащенок, — прошептал он и поднялся на ноги. — Завтра ты спустишься и расскажешь мне все.
В эту ночь он не спал, ему представлялись разные картины. В доме без крыши на полу лежала Сара. Полицейский, Петер Фем, стоял над ней и что-то говорил.
Его слов Симон не расслышал. Петер взял нож и стал махать им перед ней, проделывать всякие фокусы. Сара лежала на полу и смеялась.
Симон встал с постели, пошел в ванную и ополоснул лицо горячей водой, ошпаренная кожа заныла. «Не хочу больше думать о полицейском и ножах, — сказал он себе, — хочу думать о Саре и о том, что с ней случилось, не хочу думать о Себастиане, который убьет меня». Он посмотрелся в зеркало. И его губы беззвучно прошептали слова:
— Убегу. Убегу, убегу.
Странное слово.
Он посмотрел в зеркало на свои губы.
Было пять утра.
Он пошел в кухню и сделал несколько бутербродов в дорогу. Уложил в мешок продукты, термос и плед. Потом вошел в спальню к спящей Веронике. Нагнулся над ней, посмотрел на ее лицо, на рот, веки и влажные щеки. Ему хотелось обнять ее, но он боялся, что она проснется. Тогда у него не хватит храбрости.
— Скоро увидимся, — прошептал он и улыбнулся ей.
Он пошел быстрым шагом по гравиевой дороге к дому на болоте. На обратном пути он сжимал в руке пленку и оглядывался по сторонам, как детектив. Места, освещенные желтым светом фонарей, он старался проходить быстрее и прятался от проносящихся мимо машин. Добравшись до гавани, Симон улегся под мокрый брезент рядом с пристанью, к которой был причален корабль «Перформа», с флагом страны П.
Пока из брюха корабля выгружали контейнеры, он следил за командой, за тем, как они работают. Час спустя матросы сошли на берег и направились в какой-то маленький барак. На вахте остался молодой парень. Он спал сидя, зажав в пальцах горящую сигарету. Симон поднялся, на цыпочках пробежал по причалу шмыгнув мимо спящего вахтенного, и пробрался в брюхо корабля, вскарабкался на контейнер, открыл крышку и влез в него. Там валялась кипа журналов с фотографиями голых женщин с высунутыми языками и мужчин без волос. Корабль отчалил от пристани, а он барахтался на этих журналах. Море качало судно, журналы скользили по контейнеру, прилипали к Симону, наваливались на него. Он кое-как добрался до крышки и открыл ее, решив, что лучше спать на голом полу. С пледом и термосом под мышкой, Симон спрыгнул с контейнера и нашел местечко в углу. Потом он обнаружил углубление в стенке и устроился за ящиком с деталями машин, и этот закуток защищал его от лютого холода, поднимающегося с пола.
Он думал о Саре, о ее щеках, пахнущих яблоками губах, закрытых глазах. Он продолжал лежать между контейнерами в трюме грузового судна, курсирующего посреди Северного моря. Корабль медленно покачивался. Стоял холодный январь, Симон три раза обмотался пледом, но все равно продрог. Он мерз и думал о Саре. Никогда еще она не возникала перед ним так отчетливо.
Их двор, засохшая груша, скамейка, велосипедный штатив, темные окна, солнце, скользящее над крышей, солнечный свет, падающий на ее лицо, вот она закрывает глаза…
Все это он видел так ясно, словно перед ним разложили целую серию фотографий и словно все залито солнечным светом.
Он не знал, что случилось с Сарой. Он не хотел об этом думать. Но собирался написать ей письмо, когда окажется в чужой стране.
Лежать на стальном полу большого корабля было холодно. Разумеется, в двенадцать лет он не мог привыкнуть лежать на стальном полу. Время от времени раздавался скрип лестницы, звучали чьи-то голоса. Иногда ему даже казалось, что он слышит, как шумит море и как хлещет по палубе дождь. Но в первую ночь никто не пришел и не побеспокоил его, никто его не арестовал. Море под кораблем было спокойно. До него донесся отдаленный шум города: рев машин, крики. Корабль входил в порт. В конце палубы открылись паромные ворота. Симон скорчился. Закрыл глаза. Он слышал голоса, рев машин, скрежет металла. Когда наконец все стихло, он открыл глаза. Вокруг было темно. Контейнеры исчезли. В трюме было пусто. Он надеялся, что пройдет не меньше суток, прежде чем его обнаружат, ведь тогда они не смогут узнать, когда и где именно он пробрался на борт. Он знал, что граница страны, куда он направляется, закрыта, и, если они поймут, откуда он, его вернут домой с первым самолетом. А он надеялся, что корабль возвращается в П.