Сара!
Рассказать тебе что-то интересное?
Прекрасно. Но сначала я напишу тебе еще немного про психолога Катрине Лю.
Каждый день она заставляет меня приходить в ее кабинет и болтает всякую чепуху. Она сидит, уставясь на меня, и тараторит без умолку. Я уверен, что она хочет заболтать меня, пока я не обалдею и тоже не начну говорить. Но я не сказал ни слова. Иногда я смотрю на нее, но чаще всего смотрю на лампу или в окно. Кошка, сидевшая на дереве, исчезла.
С сегодняшнего дня, решил я, буду помнить только то, что было в Одере. Когда я один или когда пишу тебе. А не то все забуду. Все же я уверен, что никто здесь не сможет разоблачить меня.
Однажды утром она привела меня в комнату, где хранится разная одежда и серебряные шлемы. Но в этих шлемах нет отверстия для глаз. Когда она надела на меня шлем, я заглянул в другой мир. Я услышал плеск волн, оказался на берегу. Но мне не хотелось там находиться, бегать среди голых ребятишек и голых взрослых, подкидывать мяч высоко в воздух или сидеть на плечах у женщины. Я стоял с закрытыми глазами. Звуки на берегу давили на уши, никто не мог заставить меня находиться в другом мире. Когда я вернулся, она перестала пустозвонить. Она сидела, не шевелясь, и смотрела на меня. Мы сидели молча, и я пытался не смотреть на нее. Чуть погодя я заплакал. Сам не знаю почему, Сара, заплакал, вот и все. Тогда она взяла меня за руку и отвела назад в мою комнату. На другой день я нашел на своем столе карандаши и все что надо для рисования. И я решил нарисовать что-нибудь для Катрине Лю.
Я еще не знал, что именно буду рисовать, просто дотронулся кончиком карандаша до белой бумаги, и он стал двигаться. Это был обыкновенный карандаш, но мне показалось, что он движется сам по себе. Полукруг. Штрих. Лицо. Рисовал не я. Карандаш рисовал сам. Он водил моей рукой по бумаге. Это было странно, Сара. Получился человек, светловолосый человек. Одно плечо. Одна рука. Он стоял в библиотеке и смотрел на что-то лежащее перед ним. В руке он держал здоровенное «слово». Он стоял и сжимал «слово». Карандаш продолжал рисовать. На полу перед ним лежала открытая книга с фотографиями звездного неба.
Я смотрел на рисунок, не зная, почему нарисовал его. В самом деле, Сара, я не мог этого понять.
Когда я показал рисунок психологу, она в первый раз обрадовалась и похлопала меня по спине. «Оченьхорошо», — сказала она и улыбнулась, показав все тридцать два белых зуба, на которых блестела слюна.
На следующий день мне не пришлось сидеть у нее в кабинете. Она повела меня в класс.
Это овальная комната с маленькими окнами. Парты стоят в кружок. На полу ковер. На каждой парте компьютер. Грифельной доски в комнате нет. Учительницу зовут Амалиё. Она говорит приторно-ласковым голоском. Она научила меня обращаться с компьютером и показала программу. На ней была белая блузка, а на шее — украшение с крестом. Я не поверил, что она христианка, мне хотелось спросить ее про Иисуса, но я промолчал. Я ничего не понял в этой программе. В классе двадцать учеников. Одному из мальчиков наверняка лет пятнадцать. А девчонке с короткими волосами не больше семи. Все сидели тихо и работали за компьютерами. На голове у них были наушники. Одна девочка встала, надела серебряный шлем и легла на ковер. Я посмотрел на ее рот, который сначала напрягся, потом расслабился. Амалие подошла ко мне и показала программу. Я выучил новые слова из программы, узнал, что они означают, а по телефону меня научили, как их произносить. Я двигал губами, будто бы произнося слова. Амалие смотрела на меня. Ее глаза бегали туда-сюда. Когда прозвенел звонок, мальчики и две девочки захохотали, держась за животики. Один парень, по имени Глен, скорчился на ковре, притворяясь, что ему плохо. Амалие стала журить его ласковым голосом. Когда она повернулась к нему спиной, он показал ей фигу. Я посмотрел на украшение Амалие. Во время большого перерыва мы должны были выйти во двор. Все надели «дутики». Шел мокрый снег. Мальчишки стали кидать в девчонок снежки, а те плевали Глену на спину. Вдруг мне в живот ударил снежок. Было больно. Я обернулся, чтобы посмотреть, кто его бросил, но все стояли ко мне спиной. Я услышал лишь, что кто-то смеялся, как в скучном фильме.