— Ха-ха!
— Заткнись.
— Я смотрел на ее тоненькую веснушчатую руку, которая открыла шкаф, достала из него большущий конверт и положила на пол между нами.
Она осторожно вытащила два журнала. На первой странице одного из них была фотография рыжеволосой женщины со здоровенными «буферами».
Она стояла перед зеркалом и смотрела на свои причиндалы. Вид у нее был такой, словно она удивлялась, что это ее сиськи. Женщина улыбалась с открытым ртом, но я не мог понять, чему она улыбается, ведь она знала, что это ее «буфера». В середине страницы та же самая женщина лежала в лодке, раздвинув ноги. Между ног у нее сидел молодой парень с высунутым языком. Сара закрыла журнал и взяла другой. На первой странице фотографии были еще похлеще. На снимке вроде бы был кабинет зубного врача, хотя творилось здесь что-то странное. Врач сидел на стуле. Пациентка — веснушчатая женщина со здоровенной задницей — сидела верхом на враче. Она улыбалась, с зубами у нее, казалось, было все в порядке. У нее были тоненькие, как мышиные хвостики, косички, и лицом она походила на маленькую девочку. Мы уставились на ее зад. Он был просто огромный. «Слово» зубного врача было нацелено на живот пациентки. Мы переглянулись. Сара перевернула страницу. На другом снимке пациентка сидела на стуле и показывала зубному врачу свое «слово». Ее «слово» было без волос, оно блестело. Зубной врач весь сиял, глядя на безволосое «слово».
— Фу, какое дерьмо.
Мы сидели и смотрели на фотографию, на черную бороду врача и на пациентку.
— До чего противно, когда у взрослых нет волос, — прошептала Сара.
Она деловито кашлянула, как взрослая женщина, и спрятала конверты в шкаф. Лицо у нее сморщилось, тоже как у взрослой, похоже было, что она побаивается. С минуту она посидела молча, потом повернулась ко мне:
— Как тебе это, Симон?
— Не знаю.
— Скажи по-честному.
— По-честному?
— Нельзя по-настоящему дружить, если не будешь честным.
Я кивнул. Она пристально смотрела на меня. Я ответил:
— Мне кажется, противно, когда у взрослых нет волос.
— Ты врешь.
Я опустил глаза и посмотрел на свои носки — один коричневый, другой синий. Утром я этого не заметил.
Она оттолкнула меня и встала.
Я посмотрел на нее. Она слабо улыбнулась.
Мы пошли в кухню и снова принялись играть в монопольку. Полчаса спустя мы сложили всего «Рыцаря Синюю Бороду».
Кровь прилила к лицу, ему казалось, что в голове у него бомба. Он закрыл глаза и ждал, что она вот-вот взорвется. Возможно ли такое? Может ли голова взорваться?
Он не мог перестать. Он еще не готов. Глотнул воздух, заставил его опуститься в легкие и снова принялся рассказывать.
Резкий голос прошипел:
— Это Себастиан фотографировал?
— Не знаю.
— А как ты думаешь?
— Думаю, он.
— И что ты на это скажешь?
— Ничего.
— Может, тебе было бы интересно посмотреть, как он это делает?
— Я об этом не думала.
— Честно?
— Я не думала об этом.
— Ведь ты предлагала шпионить за ним.
— Я не знала, что он такое делает.
— И все-таки ты предложила за ним шпионить.
— Ну и что с того?
— Ты, поди, долго над этим думала.
— Вовсе нет.
— Но ты чувствовала, как жжет в животе.
— Может, чуть-чуть.
— Жгло, обжигало, правда?
— Может, и жгло немножко, но не сильно.
Он оттолкнулся ногами от стены и упал на пол. Кровь в лице пульсировала. Он лежал и дышал спокойно. Перед глазами мельтешили белые пятна. «Сейчас я потеряю сознание», — подумал он и закрыл глаза. Но он не потерял сознание.
В коридоре послышались шаги. Звуки их приблизились к двери, потом зазвучали глуше и исчезли в противоположном конце коридора. Из другого крыла здания послышалась музыка. Наверняка кто-нибудь из старших ребят отворил окно. До него донеслись приглушенные голоса. Окно закрылось, музыка смолкла.
Он подошел к стене. Памела Андерсон. На левом плече у нее прилипло несколько песчинок. Ногти длинные и острые. На правый глаз упал светлый локон.
Он встал на колени и прижался лбом к полу. От пола пахнет пылью. Сделал кувырок вперед, встал в стойку и уперся ногами в стену.
Он рассказывает.
Рассказывает все, что помнит. Он слушает свой голос.
Она все время читала про Вселенную. Два года она мечтала, чтобы ей на день рождения подарили телескоп. И наконец мать накопила денег и на тринадцатилетие купила ей старый телескоп. По вечерам перед сном я говорил себе: «Пусть у Сары будет телескоп». Мы были друзьями, и потому я хотел, чтобы у нее был телескоп и чтобы мы могли смотреть в него. Я вовсе не был влюблен в Сару, просто хотел, чтобы у нее был телескоп и чтобы мы могли видеть Вселенную. Мне хотелось, чтобы она получила все, о чем мечтает, а еще я хотел, чтобы она не жила вместе с этой скотиной Себастианом, у которого такие странные глаза.