Мне нравится, как звучит мое новое имя. Ведь это первое имя, которое я для себя выбрал. Мне кажется, оно звучит как-то таинственно. Тобиас. Тоооообииииаааас. Как завывание привидения. И это здорово.
Я стал рисовать свой портрет слабыми карандашными штрихами. Мне показалось, что он получился похожим. Я подержал листок с портретом против света. Глаза на портрете светились. Я подписал рисунок: «Тобиас». Затем показал портрет Амалие.
— Молодец, Тобиас, — сказала она и посмотрела на меня.
Что означал ее взгляд — я не понял.
Теперь они никогда не узнают, как меня зовут на самом деле.
Я не очень-то часто играю с другими учениками. Двое мальчишек, Йон и Кристер, бросают в меня снежки. Когда мне неохота играть, я иду в свою комнату. Амалие стучит в дверь, но я не отворяю. Она знает, что я учу новый язык, и оставляет меня в покое. Я сижу в комнате и учусь рассказывать истории. Мне придется рассказать им что-нибудь, если они станут спрашивать, что я делал до того, как попал в П. Но я сумею наврать.
— Ты готов?
Однажды вечером я сделал то, о чем просила Мария. Когда она велела надеть шлем, очки и перчатки, я послушался, несмотря на то что не хотел это делать. Я должен рассказать тебе обо всем, Сара. Она лежала на кровати. Казалось, будто я нахожусь в одной комнате с ней. Я уставился на цветы, стоящие рядом с кроватью. Я дотронулся до ее ноги, она была теплая.
— Ложись рядом со мной, — сказала Мария.
Кожа у нее была блестящая, а «буфера» стояли как цеппелины, которые вот-вот взлетят в небо. Вдруг у меня сильно зачесались глаза. Я снял шлем, положил его под подушку и не стал прислушиваться к ее голосу.
Я не знаю, Сара, почему остальных детей держат в Сандму. Некоторые мальчишки грубые и нахальные, в особенности Глен. Однажды он ударил другого мальчика ногой по голове; а у девочки, которую зовут Сив, болезнь мускулов. А про одну большую девчонку говорят, будто она была беременна от своего дяди. Как-то раз я играл с Сив в настольный теннис. Она не сильна в спорте и во время уроков физкультуры из-за своей болезни может играть только в настольный теннис, и кто-нибудь должен с ней играть. Вчера играл я. В настольный теннис я играю так себе, и она выиграла. Один учитель вышел из отделения персонала и спросил, нравится ли нам игра. Сив сказала: «Да», а я кивнул. Он спустился по лестнице в плавательный бассейн, забыв закрыть за собой дверь. Мы с Сив переглянулись, она улыбнулась, и мы вошли в отделение персонала, хотя это запрещается. Там мы увидели длинный коридор с кабинетами по обе стороны. Мы вошли в телевизионную комнату, в которой было окно, выходящее в коридор. Потом прошли через рабочую студию, где на стенах были развешаны фотографии в рамках. Я открыл красную дверь, и мы вошли в какую-то комнату. Посреди комнаты стояла будка, и мы подошли к ней. Будка высотой в два метра тоже красная, с блестящей ручкой. Я потянул ручку, и дверь открылась. С потолка на шнурке свисал шлем. На вешалке были рубашка и брюки. Сив засмеялась, вошла в будку и надела шлем. Я смотрел на ее рот, видневшийся из-под края шлема. Он открывался и закрывался.
Потом машина засвистела, зажегся световой сигнал. Сив пулей выскочила из будки.
Мы вернулись в комнату с настольным теннисом. Никто нас не хватился. Мне пришлось дать Сив клятву, что я никому ничего не расскажу. Но я не обещал, что не буду писать об этом.
Не знаю, что Сив видела в шлеме. Но когда она выскочила из будки, лицо у нее было какое-то странное.
Я спросил у Амалие, как долго меня будут держать в Сандму, в ответ она лишь улыбнулась. Ее длинные уши шевельнулись.
Я устал, Сара, кончаю писать.
Привет астронавту. С.
Автобус стоял в тени левого крыла Реабилитационного центра. На борту был наклеен плакат с фотомоделью Наной. В автобусе сидели дети, двадцать четыре человека. Долгое время автобус ехал по незнакомой ровной местности мимо лугов и полянок, на которых не было ни коров, ни птиц. Вдалеке виднелись крестьянские усадьбы с садами, огороженными заборами. Тобиас сидел и смотрел на черные проталины. Солнечный свет вызывал в зрачках крошечные взрывы. Он думал о своей маме Веронике, о ее гримерном столике, пахнущем кремом. Сквозь потрескавшееся стекло окна в спальню мамы в Одере проникали солнечные лучи. Они ложились светлыми полосами на пол. Он представил себе лицо Вероники, как она сидит за туалетным столиком и улыбается ему в зеркале.
Впереди него в автобусе сидели две девчонки с тоненькими косичками, в одинаковых облегающих футболках. Между брюками и футболкой у них виднелась полоска белой кожи. Он посмотрел на два пупка. Девчонки были абсолютно одинаковые. Животы у них тоже были одинаковые. Но пупок у одной был меньше, чем у другой. Его раздражали их усмешки. Тобиас был уверен, что им хотелось нагнуться, зажмуриться и поцеловать его. Он видел это по их глазам. Но у них не хватало смелости. Трусливые девчонки. Вместо этого они сидели и смеялись над ним, перешептываясь так, чтобы только он мог их слышать: