— Черт!
— Кто?
— Думаю, это моя бабушка.
Она снова посмотрела на фотографию:
— Это не я.
— Не ты?
— Нет.
Они оба посмотрели на дрыгающего ножками младенца.
— Это мама.
— Как ты на нее похожа!
— Почему ее вставили сюда! — фыркнула она и перевернула страницу. — Эта фотография не должна быть здесь!
Наконец она нашла фотографию, на которой сняли ее новорожденную. Она снова улыбнулась.
— Какая хорошенькая! — опять сказал Тобиас.
Луси стала показывать ему фотографии и рассказывать о себе. В четыре года она научилась танцевать бальные танцы. В шесть — плавать. Когда она заболела, ей подарили шлем. Он спрашивал про каждый снимок, и она объясняла ему. Глядя на фотографии, они улыбались, и Тобиас, исподволь посматривая на нее, видел, что она изменилась.
Но вот они перелистали весь альбом. Луси унесла его в другую комнату и принесла фрукты и печенье. Они пили чай, сидя на ее кровати. Тобиасу захотелось рассказать ей что-нибудь такое, что заставило бы ее покраснеть. Наплести невесть что. Он запросто мог рассказывать ей что-нибудь похабное. Она точно покраснеет.
Когда они допили чай, доели печенье и стряхнули крошки с покрывала, он спросил:
— Хочешь, расскажу тебе еще одну историю?
Она пожала плечами:
— Опять неприличную?
— Ясное дело, — улыбнулся он.
Она кивнула и сделала странную гримасу.
Он рассказал ей про Мамадои, старого вождя африканского племени, у которого был такой большой член, что даже его тетка, хозяйка борделя Юлиана, не могла его поднять. Он мог пустить струю через две кровати прямо в окно на голову прохожего.
— Ну и свинья!
Она не покраснела. Тобиас не знал, что сказать.
— Давай расскажу тебе одну правдивую историю, это было в Голландии, — пробормотал он.
Луси склонила голову набок и закрыла глаза, сделав вид, будто очень устала. Он прислушался к ее дыханию.
— Рассказывай, если хочешь, — прошептала она.
— Она неприличная.
— Ну и пусть.
— Честно?
— Зуб даю.
Он рассказал про дочь Юлианы, которой было девятнадцать лет, о ее невероятной вагине, нежной, как только что напряденный хлопок.
— Однажды я прокрался к ней в комнату и прорезал дыру в матрасе, чтобы через нее поглядеть на эту удивительную штуку, и стал ждать. Вскоре туда явился какой-то старик. Она легла на кровать, и ее инструмент оказался как раз над дырой в матрасе. Увидев то, что она ему показала, старик ахнул и сунул туда свою тоненькую палочку, а я протолкнул туда же свой мизинец. До чего же нежный был ее инструмент, словно кожа ангела. Старик тут же потерял сознание, а я сунул туда всю руку.
Луси засмеялась, Тобиас тоже ухмыльнулся. Луси прижалась щекой к его шее.
— О-о-о… — произнесла она.
Он встал с постели.
— Ты куда?
— Пойду спать.
— Уже?
— Да я… я устал.
— В самом деле ляжешь в постель?
Он несколько раз кивнул.
— Так рано?
Тобиас почувствовал, что заливается краской. В результате покраснел он сам, от стыда и желания. Он попытался смотреть ей в глаза как ни в чем не бывало, но заморгал, резко повернулся и вышел из комнаты.
Чуть погодя он вышел на балкон, пробрался к спальне Луси и заглянул в темную комнату. Сквозь линзу ночной фотокамеры Филиппа он отчетливо, как среди бела дня, разглядел ее лицо на подушке. Она лежала с закрытыми глазами и тяжело дышала, то открывая, то закрывая рот. Казалось, будто она пытается получить наслаждение и не может. Он щелкнул фотоаппаратом. Она закусила верхнюю губу, откинула одеяло и начала сжимать грудь пальцами. Ее груди так напряглись, словно вот-вот лопнут. Маленькие соски затвердели, она высунула язык, пытаясь дотянуться до них, но не смогла, со вздохом откинулась на подушку и начала царапать ногтями грудь, потом шею и живот. Лицо ее сморщилось, пальцы скользнули под одеяло к ляжкам. Тобиас закрыл глаза. Ему казалось, будто темнота давит на него и что чья-то огромная рука толкает его к ней. Он снова поглядел в линзу. Она лежала не шевелясь, накрывшись одеялом.
Он залез под одеяло и начал говорить сам с собой:
— Меня зовут Тобиас Йонсен. У меня есть своя комната Мой приемный отец-фотограф купил мне камеру. А мне давно хотелось ее иметь. Я буду фотографом. Я сказал приемным родителям «спасибо», и они были довольны. Мою сестру зовут Луси. У нее есть заводная собака, которую зовут Альбатрос. Луси мировая девчонка, она мне и нравится, и не нравится.
— В фотографии все зависит от света, — объясняет Филипп, — а снимок — это память.