— Чего лыбишься как идиотка? Продукты на кухню отнеси. И аккуратнее, яйца не разбей. Аккуратнее, говорю, уронишь же сейчас! В кого ты такая? Руки как из жопы.
Юля промолчала. Она знала, что лучший способ избежать конфликта — в такие моменты не замечать подобных упреков. К тому же мать сегодня была не в таком уж плохом настроении, как обычно.
Правда, стоило немного расслабиться, как девочке тут же прилетел подзатыльник.
— Посуду почему не помыла?
— Я только пришла, — попыталась оправдаться Юля.
— Пакеты разбери и мой давай. Скоро отец приедет.
Конечно для Юли он был никакой не отец — отчим. Но к Николаю девочка относилась хорошо. Хотя бы потому, что в его присутствии мать надевала маску «добрячки» и адекватной женщины. Так, поорет иной раз, но без рукоприкладства. А иногда Николай даже осадит ее, мол, чего к дочке прикопалась.
Правда, порой подобная защита выходила боком. Николай на работе был мастером, да еще на хорошем счету, частенько задерживался. Мать же «вела хозяйство». На самом деле этим занималась тринадцатилетняя Юля, однако кто девочке поверит? Поэтому как только за отчимом закрывалась дверь, Юльке припоминалось все.
На людях они были образцово-показательной семьей. Мать — эффектная женщина, способная украсить любой вечер. Николай — высокий молчаливый мужик с золотыми руками, клюнувший в свое время на красивую обертку. Юлин младший брат — красивый трехлетка с кудрями пшеничного цвета, которого она любила, скорее вопреки всему. И она — угловатая, несмышленая, рукожопая, так похожая на «этого урода».
Этим уродом являлся ее настоящий отец, который сбежал от матери давно, девочке еще и пяти не было. Просто в один день его нервы сдали, и отец не пришел домой. В следующий раз муж с женой встретились в загсе по весьма серьезной причине: развод.
Отец даже пытался первое время видеться с Юлей, приносил игрушки и конфеты. Их мать рвала и выбрасывала. Игрушки обязательно были «дешевой дрянью», а от конфет девочку могло «разнести». Кто ее такую потом замуж возьмет?
Самого же отца бывшая жена все время материла и при каждой встрече всячески выносила мозг. Поэтому скоро он забыл к ним дорогу. Хотя алименты платил исправно.
Юля не винила его. Если бы она могла, то сама бы сбежала. Только куда? Родители матери умерли, бабушка со стороны отца тяжело болеет. Вот и осталась девочка одна в этом мире. Жила, сама не понимая, ради чего.
Многие ее сверстницы мечтали стать богатыми, знаменитыми, успешно выйти замуж. Юля была более приземленной. Она мечтала, что закончит девятый класс и тут же поступит в колледж. Любой, главное, чтобы предоставляли общежитие.
Вот и сейчас она так задумалась, что не заметила, как вытянутая кружка с надписью «Все люди, как люди, а я королева» выскользнула в эмалированную мойку и разбилась. У Юли кровь застыла в жилах.
Девочка замерла, только вода теперь шумела на кухне. Она бы сейчас отдала все, чтобы стать крохотной, незаметной. Чтобы ее вовсе не существовало. Однако уже слышала, как шаркают тапки по линолеуму.
Разбить кружку — полбеды. Разбить Ее кружку — это катастрофа.
Мать влетела на кухню, остановившись на секунду, чтобы оценить масштаб трагедии. И как только увидела белые осколки с той самой надписью, скрипнула зубами. Ее глаза налились кровью, как у быка на корриде, а ярко накрашенные губы выплюнули единственное слово: «Дрянь!».
Юля сама не поняла, как все произошло. Она схватила огромный нож, лежащий в мойке и выставила перед собой. И только после испугалась своей поступка.
— Нож положи, — прошипела мать.
— Я… я не хотела… Прости меня, пожалуйста. Я…
— Положи нож. Ты же не хочешь, чтобы кто-то поранился? — голос матери стал на удивление спокойным, даже завораживающим. Словно она сейчас была опытным заклинателем змей, а Юля — опасной коброй.
— Мамочка…
— Положи его, и мы с тобой поговорим.
Девочка бросила нож в мойку. Нержавеющая сталь лязгнула, брызнула вода, а после все начало разворачиваться с поражающей скоростью.
Мать рывком схватила с батареи полотенце, которым обычно они протирали стол, и принялась хлестать дочь. Зло, в исступлении, еще больше заводя себя. Девочка сползла на пол и замерла возле плиты, пытаясь прикрыть лицо от ударов. Она знала, что если остануться синяки на видимых участках тела, ей придется еще хуже.
Юля молчала. Всхлипывала, вздрагивала от каждого удара, но не произносила ни слова. Обычно мольбы девочки лишь подстегивали мать. Надо терпеть. Сейчас она устанет, всегда устает.