И только путем длительных умозаключений я понял, что дело далеко не во мне. Идея немножко самоубиться пришла в голову, когда на меня посмотрело пугало. Хотя это скорее образное выражение. Насколько можно было судить, головы, соответственно и глаз, у этого странного существа не оказалось. Но в то же время я четко чувствовал, когда оно обращало свое внимание на меня. Вот сейчас, к примеру, пугалу было не до этого. Максутов перетянул одеяло на себя.
Пальцы Игоря Вениаминовича порхали, как у пианиста-виртуоза. То взмывали вверх, то опускались, создавая невиданные, едва различимые глазу формы. А после те обрушивались на пугало. Вот пролетело подобие палицы, следом громыхнуло громадное ружье, ему вторил огромный клинок, попытавшийся рассечь пугало надвое.
Надо сказать, что пришельцу из разлома не нравились подобные манипуляции. Не знаю, как это объяснить, я почувствовал, что ли? Пугало злилось, отмахивалось и будто бы накапливало силы.
А еще я уловил некоторую систему в движениях Максутова. Он создавал заклинания проворно, быстро забивал-накладывал подобие чешуек друг на друга. Где-то больших, в иных местах совсем крохотных. Под невидимым манипуляциями князя они расползались все дальше, заполняя форму, а после образовывали заклинания. Самое долгое, на что потратил время Максутов, заняло четыре секунды. Самое короткое — полторы.
Мне вдруг вспомнился министр, который перед тем самым хлопком и ранением тоже наворожил заклинание. Я почему-то запомнил каждое движение его пальцев. Скажу больше, именно сейчас внутри родилась уверенность, что я смогу повторить, справлюсь. Совсем как в последнем матче, когда шмальнул мяч через половину поля в ворота.
Я начал неуверенно перебирать пальцами, чувствуя себя полным идиотом. Постарался сконцентрироваться. И самое главное, верил, что у меня получится. Формировал в руках невидимые крупицы, которые пытался приделать в широкой плоской поверхности перед Максутовым. Не сразу, раза с четвертого или с пятого, я ощутил дрожь, пробежавшую по всему телу. Что-то происходило.
Голова закружилась, кровь будто бы превратилась в горячее вино, которое пьянило и придавало дополнительной энергии. Движения стали увереннее, быстрее, словно я всю жизнь только тем и занимался, что создавал заклинания. Но вместе с тем дело шло.
Я почти успел сотворить тот самый овальный, вытянутый по вертикали щит, когда пугало рвануло вперед. Энергия, которая исходила от него, была колоссальна и чудовищна. Она могла свести с ума кого угодно. И даже такого человека как Максутов. Но не достигла князя, влетев в созданное заклинание.
Мое творение какие-то доли секунды держалось, наливаясь чужой силой. А потом разлетелось на части, ударив и по мне. Ноги стали ватными, из тела будто вынули все кости и я повалился на камни, теряя сознание. И последнее, что услышал — леденящий душу вой.
При пробуждении меня пытались убить. Другого объяснения, почему надо мной склонился здоровый мужик с самой злодейской физиономией, не было. Я попытался дернуться, но голова взорвалась, словно коробка с фейерверками на день города.
— Лежите уж, господин, лежите, куда собрались? Я, почитай, уже четвертый час жду, когда вы очнетесь.
— Господин? — удивился я, разглядывая комнату и стараясь лишний раз не шевелить головой. — А вы кто?
— Известно кто, Илларионом меня кличут. Даниилу Марковичу прислуживал, теперь, стало быть, вам буду.
— Илларион…
— Можно попросту Илька. Чего ж вам язык-то ломать…
— Илларион, — повторил я, еще не понимая, как этого здоровяка с проседью в курчавых волосах именовать Илькой. — Расскажите, пожалуйста, что произошло?
— Да что тут рассказывать, — пожал плечами мой новоиспеченный слуга. — Принес вас высокопревосходительство бесчувственного. Мне на руки передал. Я вас уложил, наружу выглянул, а там трупы. Двое явно из служивых. Магией, стало быть, убиты.
— С чего вы решили?
— Так тела у них целехонькие. А вот глаза стеклянные. И ужас в них запечатлен. Впрочем, за ними слишком скоро приехали. Да еще двор весь в жандармах до сих пор. Ходят, спрашивают. Ко мне вот заходили. Вопросы разные задавали, может, видел или слышал чего.
— А вы слышали? — наконец сел я на кровати, облокотившись на стену. Голова гудела, будто ее перепутали с мячом и влупили со всей дури.