Мясо рад, что за этим столом не сидят убитые его взрывом. Никто из них не погиб в тот же день. Четверо детей свиньи и обезьяны умирали в течение недели, а пятый скончался через три месяца. Об этом он узнал из мягкого внушения, сделанного ему седой женщиной, трижды в день кормящей его через воронку. В свою очередь она добилась этих сведений непосредственно у Распорядителя Столов во время одной из личных аудиенций с ним. Когда она волнуется или задумывается (Мясо опознает это по легкой напряженности ее пальцев), она запросто может вставить воронку в дыхательное горло, и он в таком случае заранее отрезвляет ее коротким мычанием. Его мать и отец, которых он свято почитает, для него скорее символы отцовства и материнства. Интересно, горды ли они им? Втайне? На людях? Сам Распорядитель Столов, считает Мясо, определил его судьбу именно такой, какова она есть. Правота Распорядителя Столов — это и правота Мяса, это и гарантия, и оплот, и смысл его короткой земной жизни, его подвига. Взгляд уцелевших, но вечно слезящихся после взрыва глаз приобретает выражение гордости, когда он думает о том, что из всех восседающих за этим столом он один никогда не лежал на устраиваемых людьми для прощания подиумах, словно разбившаяся об оконное стекло птица на роскошном ложе из палых листьев — торжественно и нелепо. Его останки быстро убрали враги в резиновых перчатках. И из всех Пирующих за этим столом он один точно помнит миг своей смерти, потому что он выбрал его сам с благословения Распорядителя Столов. Распорядитель Столов дал ему в спутницы по Застолью эту седую женщину. Он не знает, девственница ли она, но она никогда не упоминала о муже или детях.
12
Мысли о Распорядителе Столов не оставляют Блинду. Сколько бы ни намекал или прямо ни говорил ей Гликсман об изъянах Творения, все же это он, отвечает господину Гликсману Блинда, он, Распорядитель Столов, установил Столы и Стулья, воздвиг лестницу, ведущую в его кабинет, снабдил ее перилами и мраморными ступенями, расчислил распорядок приема пищи, составляет графики экскурсий к другим столам.
Блинда равнодушна к слепой вере Мяса. О женщине без бровей и с быстрым ртом она думает, что та просто ринется, случись такая возможность, за Мессией, который наконец вознесет ее над ее неудачами.
О седой женщине Гликсман нашептал Блинде, что ее подвиг кормления Мяса имеет религиозное основание. Седые дамы, утверждает он, делятся на тех, кто следит за прической, и тех, кто не следит за ней, но в искренности нельзя отказать ни тем, ни другим. Разочаровавшись или утеряв традиционную веру, седые женщины основывают свою церковь, Церковь Седых Женщин. Они из тех, кто приносит гильотину на площадь, они и из казненных на ней, они из отрицающих право на Хиросиму и Нагасаки и из тех, кто защитит беспомощных аутистов на Нижнем Востоке. Доктор разнообразных классификаций, господин Гликсман пока сомневается, к какой разновидности Церкви Седой Женщины принадлежит их застольная седая дама — к жизнелюбивой, ограничивающейся проповедью и наставлением сытых, или к суровой, не знающей компромиссов. Ввязывалась ли седая женщина в опасные споры с энергичными молодыми людьми? Судя по отсутствию на ней косметических швов — скорее всего, нет.
Видимо, обе церкви господин Гликсман не жалует, продолжая земное брюзжание по адресу живого человечества.
— Да, — говорит он глубокомысленно, — нужно прожить достаточно длинную жизнь, включающую революционную молодость, чтобы понять, что известные каждому дураку банальные истины действительно являются истинами.
— Ваши упреки беспочвенны, посмотрите, как нежно гладит она его волосы, — возражает Блинда, указывая еле заметно на седую женщину и млеющую одногубую улыбку Мяса.
— Не верю! — сердито и обиженно ответил господин Гликсман. — Не верю, и — все!
Блинда только рассмеялась в ответ. Мать с дочерью в вопросах религиозного самосознания не в счет, рассуждает она, — слишком заняты друг другом. Бруталюк — собой, добавляет она.
Блинда подозревает, что интерес Гликсмана (когда и почему она перестала называть его господином?) к ее увлечению Распорядителем Столов продиктован абстрактной ревностью. Ведь этот прилипчивый одиночка, так любящий свою умершую жену, как любой человеческий самец не терпит соперничества, пусть даже с Распорядителем Столов.