Содержания своих бесед не скрывал и Бруталюк, неизменно вызывая всеобщий интерес и громкий смех за столом. Хотя претензии, которые он высказывал Распорядителю Столов, были упакованы сумбурно и небрежно, их эмоциональность и неизменная отвага Бруталюка вызывали за столом взрыв солидарности с ним. Даже Мясо симпатизировал в эти минуты Бруталюку, улыбаясь ему из своего таза одной губой.
Только седая женщина, казалось, общается с Распорядителем Столов едва ли не на равных. Она была почти так же немногословна, как и он сам, и господину Гликсману казалось, что ему удается уловить тонкую тень раздражения в лице Распорядителя Столов, хотя в глубине души он признает, что, скорее всего, собственное раздражение, которое он испытывает по отношению к седой даме, он пытается приписать Распорядителю Столов. В чем природа этого раздражения? — спрашивает себя господин Гликсман. Нет, не она сама раздражает меня, отвечает он себе, мне нет никакого дела до этого высушенного человеческого экстракта. Возвышенная отстраненность фанатиков, признается себе господин Гликсман, вызывает в его душе зависть и возбуждает в нем разрушительные инстинкты.
15
Распорядитель Столов, полулежа на диване у себя в кабинете, читал роман «Бледное пламя».
Эти строки принадлежали герою романа — поэту Ш. Распорядитель Столов скептически улыбнулся. Ангел принес ему гренков с молоком. Распорядитель Столов еще раз улыбнулся, теперь уже мелькнувшей у него кокетливой мысли: читая очередную земную книгу, он будто подливает молока в блюдечко для своего любопытства.
Другой ангел вошел и доложил о погоде в Канаде, сравнив ее с роскошной местной погодой, еще один ангел сообщил о падениях курса акций на нью-йоркской бирже. Распорядитель Столов побеседовал с этим ангелом о вопросе первородства гуманизма и религии в человеческой цивилизации, они разошлись во мнениях с ангелом.
И вот опять вошел ангел с сообщением о еще чьей-то смерти. Распорядитель столов продолжил чтение «Бледного пламени». Другой герой, доктор К., комментировал приведенные выше строки поэмы.
«Довольно задуматься о бесчисленном множестве мыслителей и поэтов, коих свобода разума скорее скреплялась Верой, чем сковывалась ею на протяжении всей творческой деятельности человечества, как поневоле усомнишься в мудрости этого поверхностного афоризма…»
И опять Распорядитель Столов улыбнулся. Затем он, кажется, впал в блуждание воли и погружение мысли. И увидел, что погода все еще хороша и нежна, а воздух неправдоподобно густо насыщен свежестью. На балконе скопились в трех углах опавшие листья.
Тень поплыла за стеклом, и, подняв голову, Распорядитель Столов увидел, как из дальнего облака к его балкону вытягивается нога. За мгновение перед тем, как она стала проверять прочность пола, Распорядитель Столов успел разглядеть черную лакированную туфлю на ней, натянутый без единой складки носок без рисунка и тщательно выглаженную брючину. Что-то оскарайльдовское сразу же показалось ему в этой ноге, так что он не только не испугался, но даже не успел ощутить удивления. Он замер и ждал, а нога на балконе тем временем почувствовала себя уверенно и сразу за этим начала стремительно сокращаться, пока не стала длинной ногой баскетболиста, а за нею, словно она была резиновой и, растянувшись, теперь сжалась, притянулся хорошо одетый господин лет шестидесяти, среднего роста. Причем вторая его нога казалась, в отличие от первой, вполне соразмерной туловищу. Ограждение балкона ангелы выкладывали из блоков шириной сантиметров в двадцать, и высота ограждения — больше метра. Наверно поэтому, перенося через него вторую (обычную) ногу, неизвестный господин зацепился ею о парапет и шаркнул по хевронскому мрамору его покрытия, прежде чем окончательно утвердиться на обеих ногах, теперь уже одинаковых и совершенно обычных.