К сожалению, сегодня питч-день. Это означает, что я встречаюсь с потенциальными будущими клиентами GreenFrame. Я разговариваю с ними, рассказываю им о сотнях мелочей, которые я могу сделать, чтобы помочь им управлять крупномасштабными проектами устойчивого строительства, и надеюсь, что они решат нанять нас. Это то, чем я занимаюсь уже около восьми месяцев, с тех пор, как защитила докторскую диссертацию: я пытаюсь привлечь новых клиентов; я стараюсь сохранить тех, которые у нас уже есть; я пытаюсь облегчить работу Джианны, так как она только что родила своего первого ребенка, который, кстати, оказался тремя детьми. Судя по всему, тройняшки бывают. И они очаровательны, но они также будят друг друга посреди ночи в бесконечной спирали бессонницы и усталости. Кто бы мог подумать? Но вернемся к клиентам: GreenFrame рискует оказаться в опасной близости от не совсем черной территории, и сегодняшняя презентация имеет решающее значение, для удержания красного цвета на расстоянии.
Введите круассаны. И ещё одна небольшая проблема, которая у меня есть: я немного суеверна. Чуть-чуть. Просто немного предусмотрительна. Я разработала сложную систему ритуалов и апотропных жестов, которые необходимо выполнять, чтобы мои презентационные встречи прошли по плану. У меня больше лет научного образования, чем кому-либо когда-либо было нужно, и, вероятно, лучше знать, чем верить, что цвет моих носков каким-либо образом предсказывает мой профессиональный успех. Но так ли это?
Неа.
Ещё в колледже я заплетала ровно три косы на каждый футбольный матч (плюс два слоя туши L'Oréal, если мы играли на выезде), а перед каждым финалом я должна была слушать «Dancing Queen» и «My Immortal» — строго в таком порядке. Слава богу, мне удалось закончить вовремя, потому что эмоциональный хлыст начал давить на меня.
Не то чтобы эта моя проблема была чем-то, что мне хотелось бы широко признавать. В основном только Маре и Ханне, моим предполагаемым лучшим подругам. Мы познакомились в первый год работы над докторской диссертацией и с тех пор вместе преодолеваем невзгоды академического сообщества STEM. По большей части их наличие в моей жизни было моей единственной настоящей радостью, но были и менее выдающиеся аспекты. Например, тот факт, что в течение четырех лет, которые мы жили вместе, они колебались между проведением акций против суеверий и подшучиванием надо мной, приглашая бездомных черных кошек в нашу квартиру каждую пятницу 13-го. (На несколько месяцев мы даже усыновили Джима Боба, пока не заметили, что котенок в объявлениях о пропаже по всему району подозрительно похож на него; Джим Боб на самом деле был миссис Пушистик, и мы тихо вернули её в посреди ночи. С тех пор по ней очень скучали.) В любом случае, да: у меня есть ужасные, удивительные, не поддерживающие суеверия лучшие подруги. Но мы больше не живем вместе. Мы даже не живем в одном городе: Мара работает в Вашингтоне в Агентстве по охране окружающей среды, а Ханна работает в НАСА и ездит между Техасом и Норвегией. Я могу бросать соль через плечо и судорожно оглядываться в поисках дерева, чтобы постучать по нему, сколько душе угодно.
Почему, почему я такая? Я понятия не имею. Давайте просто обвиним мою агрессивную итальянскую мать.
Но вернемся к утру вторника: суть моей проблемы, видите ли, в том, что ещё зимой, перед самой успешной на сегодняшний день презентацией клиента, я немного проголодалась. Так что я заскочила в крошечную кофейню Фэй и вместо того, чтобы просто попросить обычный — карательно-черный кофе: без сахара, без сливок, только горькое забвение темноты — добавила к своему заказу круассан. Он был так же хорош, как и кофе (т. е. одновременно несвежий и недоваренный; вкус колебался между крахмалом и сальмонеллой), и, к моему вечному ужасу, вскоре после этого я заключила самый прибыльный контракт, который GreenFrame видел за всю свою молодую историю.
Джианна была на седьмом небе от счастья. И я тоже, пока мой полу-итальянский мозг не начал формировать миллион маленьких связей между круассаном из ада и моей большой профессиональной победой. Вы знаете, к чему это идет: да, теперь я отчаянно чувствую, что должна съедать один из круассанов Фэй перед каждой встречей, иначе произойдет немыслимое. И нет, я понятия не имею, как отреагировать на её любезное, но решительное: — «Извини, дорогая, у нас закончились круассаны».
Разве я говорила, что в мире есть вещи похуже? Я солгала. Это катастрофа. Моя карьера окончена. Это сирены вдалеке?
— Я понимаю. — Я прикусываю нижнюю губу, приказываю ей разжаться и заставляю себя улыбнуться. В конце концов, это не вина Фэй, если мама внушила моим детским нейронам, что хождение под лестницей — верный путь к пожизненному отчаянию. Я хожу на терапию для этого. Или буду. В какой-то момент. — Ты, эм, делаешь больше?