— Да.
Я подхожу к ней, и она заключает меня в объятия.
— О, я так рада. Я так волновалась.
Закрываю глаза и позволяю ее теплу окутать меня, хотя бы на мгновение. Женщина отпускает меня, а затем поворачивается к Куперу.
— Где твой отец?
Парень снова пожимает плечами, пытаясь вести себя спокойно, но это должно быть отстойно, что он даже не потрудился приехать и забрать своего сына, который мог умереть.
— Уверен, что он будет здесь.
— Я так рада, что вы двое в порядке.
— Мне жаль насчет Лиама, — говорит Купер напряженным голосом.
Она тихо всхлипывает.
— Мне тоже. — Она поворачивается ко мне и моей матери. — И я очень сожалею об Арии.
У меня болит грудь, но мама остается стойкой.
— Спасибо. Нам нужно идти. — Моя мама поворачивается ко мне. — Сейчас.
Мама Лиама поворачивается к Куперу.
— Я могу отвезти тебя домой, детка. Мы можем просто дать твоему отцу знать, что ты со мной.
Купер слегка улыбается ей и кивает.
— Спасибо.
Моя мама уже за дверью.
— Эверли. Сейчас же.
Я поворачиваюсь к Куперу, когда мама Лиама направляется к двери.
— Я дам вам двоим минутку.
Она выходит, бросая взгляд на мою маму, чтобы сказать, что она должна сделать то же самое, но, конечно, моя мама не хочет терять контроль. Та смотрит на меня.
— Минута.
Я киваю, когда она наконец уходит. Поворачиваюсь к Куперу, который стоит всего в паре футов от меня.
— Все действительно закончилось, да? — Я не совсем понимаю, что тот имеет в виду, пока он не тянется за шею, хватается за нее и добавляет: — Весь этот кошмар.
Я киваю.
— За исключением того, что Лиам и Ария все еще мертвы.
Он морщится.
— Да.
— Спасибо.
Купер в замешательстве останавливает взгляд на мне.
— За что?
— За то, что заботился обо мне, когда я была в полном шоке. За поиск дома и дров. За воду. За все, Куп. Спасибо.
Парень улыбается и опускает руку.
— Я сделал это не один. Ты таскала столько же, если не больше дров, чем я.
— Я бы не пережила первый час без тебя.
Он изучают мои глаза, и я знаю, что ему хочется сказать больше, но тот просто притягивает мое тело к себе и заключает в объятия. Я напрягаюсь, но затем быстро сдаюсь и обнимаю его в ответ.
— Пока, Купер.
Он качает головой, его губы приближаются к моему уху.
— Даже если ты злишься на меня, пожалуйста, пообещай, что, если я тебе понадоблюсь, ты позвонишь.
— Купер. — Я не поднимаю на него глаз, а просто позволяю ему обнять меня.
— Эверли.
Закрываю глаза и вздыхаю.
— Хорошо.
— Обещай.
Киваю, и слеза проливается на его футболку, но я не двигаюсь.
— Обещаю. Ты тоже, хорошо? Если тебе что-нибудь понадобится, позвони мне.
Парень обнимает меня немного крепче, и я чувствую, как он кивает головой.
— Хорошо.
Моя мать снова врывается внутрь, чтобы поругать меня за то, что я так долго, и мы медленно расстаемся.
— Увидимся, Эв.
Я заставляю себя улыбнуться и машу рукой, пока мама тащит меня прочь от него и из больницы.
Обратно в реальность.
Обратно в дом, в котором никого нет.
Ни Лиама. Ни Арии. Ни Купера.
Глава двадцать восьмая
КУПЕР
— Слышно что-нибудь от твоего отца?
Я смотрю на маму Лиама и слегка качаю головой, стараясь не выглядеть слишком расстроенным.
— Нет, но вы же знаете, как он занят.
Женщина раздраженно морщит нос.
— Мне жаль. Он должен быть здесь.
Оглядываю дом. Дом Лиама. Все выглядит так же, как и в прошлый раз, когда я был здесь, но сейчас все по-другому.
Она кладет руку мне на плечо.
— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.
Я должен отказаться. Должен попросить ее подвезти меня до дома моего отца, но кто, черт возьми, знает, захочет ли тот вообще, чтобы я был там. Или будет ли отец дома. А прямо сейчас я не хочу быть один.
— Спасибо.
Ее улыбка теплая и успокаивающая.
— Почему бы тебе не подняться наверх, а я принесу тебе сэндвич.
— Вам необязательно заботиться обо мне.
Ее слезящиеся глаза встречаются с моими, и я знаю, что она сдерживается, чтобы не разрыдаться.
— Я действительно этого хочу.
Я киваю, мои плечи опускаются, во мне не осталось сил бороться.
— Спасибо.
Женщина снова улыбается, прежде чем прогнать меня, и я поднимаюсь наверх в старую спальню Лиама. Когда толкаю дверь, то словно переношусь прямо в прошлое — когда мой лучший друг был жив, а я доставал его, потому что его мама все еще приносила нам закуски, когда мы тусовались здесь.
С тех пор как у нас появился наш дом, прошло много времени. Но много лет мы провели, болтаясь в этой комнате. Часами играли в видеоигры, говорили о девочках и школе и просто дурачились. Но теперь с этим полностью покончено.
До меня это дошло только сейчас — я больше никогда не буду разговаривать со своим лучшим другом.
Бросаю сумку на пол и ложусь на его кровать, подложив руку под голову. Смотрю на случайный плакат на его стене, один из тех, на которые нужно долго смотреть, чтобы понять, что это такое. Я все еще этого не понимаю.
Мой телефон жужжит в кармане, и я хватаю его, сразу же видя на экране имя Эверли.
— Эв?
— Купер. — Ее голос тих, как будто она ошеломлена или погружена в свои мысли.
— Ты в порядке?
Она очень долго не отвечает, и я задерживаю дыхание, пока наконец не слышу ее голос.
— Да, — выдыхает она. — То есть, нет.
— Где ты находишься?
— Дома. — Ее голос напряженный. Печальный. — В комнате Арии.
Мое горло сжимается, когда я сглатываю, а затем делаю глубокий вдох.
— А я у Лиама.
— Серьезно? — недоверчиво говорит она.
— Да. Я останусь здесь на пару дней, прежде чем вернусь к учебе.
Наступает пауза.
— Это хорошо. Ты собираешься вернуться?
Весенний семестр возобновляется через три дня. Для всех остальных это будет возвращение жизни в нормальное русло. Но для нас? Я понятия не имею, возможно ли это хотя бы отдаленно.
— Да. Я не могу просто сидеть сложа руки.
— Я тоже не могу.
Сажусь, пропуская волосы сквозь пальцы, так сильно желая, чтобы она была здесь. Я знаю, что Эв злится на меня. Знаю, что облажался, сразу не рассказав ей о Лиаме. Но я также не могу избавиться от чувства, что облажался, сказав ей об этом.
Оглядываю старую комнату Лиама, переполненную столькими воспоминаниями о моем лучшем друге. Того, кто всегда прикрывал мне спину и никогда не предавал меня. А я предал его.
— Значит, ты собираешься вернуться?
— Да. — Она снова делает паузу. Затем ее голос звучит странно и непохоже на нее, когда она говорит: — Я не могу находиться здесь слишком долго.
Ее мама определенно имеет к этому отношение.
— Не могу винить тебя.
— У них уже запланировано прощание с Арией.
— Черт. — Откидываюсь на кровать, глядя в потолок. — Когда?
— Через два дня. Мама наняла кого-то, чтобы спланировать это. Очень со вкусом, — последнюю часть она произносит насмешливо, и я предполагаю, что именно так ее мать описала это.
— Черт.
— Да. Ты придешь?
Я киваю, хотя она меня не видит.
— Да. Конечно. Дай мне знать, когда это произойдет.
— Хорошо. — Она вздыхает. — Куп?
— Да?
— Странно, что я скучаю по тому дому?
Легкая улыбка появляется на моих губах, потому что мы оба серьезно облажались.
— Я тоже скучаю.
Я слышу, как она улыбается.
— Дашь мне знать, планирует ли мама Лиама поминки, и когда это произойдет?
Она ничего не говорила об этом по дороге, но думаю, что она уже начала планировать. Черт, я не могу поверить, что пойду на похороны своего лучшего друга. У меня пересыхает в горле, и слова, кажется, застревают, но я, наконец, выдавливаю их.
— Конечно.
— Спасибо. — Мы остаемся на телефоне, ни один из нас не произносит ни слова, пока Эверли, наконец, тихо не прочищает горло. — Я должна идти.
— Я здесь, если тебе понадоблюсь.
Не хочу вешать трубку, но, к счастью, она делает это первой. Эверли заканчивает разговор, и я прижимаю телефон к груди, оглядывая комнату и ненавидя то, насколько она пуста.
Так же, как пуста сейчас моя жизнь.
Глава двадцать девятая
ЭВЕРЛИ
Мои волосы заплетены в длинную французскую косу, и на мне простое черное платье. Я смотрю прямо перед собой, пока тело моей сестры опускают в землю.
Я онемела.
Оцепенела.
И не хочу быть здесь.
Оглядываюсь на безликих, безымянных людей, которые даже не знали мою сестру, одетых во все черное, официальную одежду, и я ненавижу свою мать.
Это не то, чего хотела бы Ария.
Она ненавидела черное и серое. Все, чем является эта поминальная служба. Даже цветы какие-то унылые. Скучные и приглушенные цвета. Крышка черного, блестящего гроба закрыта, и я не хочу знать, почему.
Моя мать играет роль скорбящей матери, но не плачет открыто, просто вытирает глаза каждые пару минут. Это кажется холодным и спланированным, как будто она знает, как должна реагировать, и имитирует это.
Когда все заканчивается, я нахожу Купера, который все это время сидел сзади. Он в черном костюме и галстуке, его глаза настороженно встречаются с моими.
— Эверли.
— Ты пришел.
Он медленно кивает головой.
— Я сожалею об Арии.
Я знаю, что это так. Вижу, что его преследует та ночь. Купер видел ее тело. Он точно знает, что с ней случилось.
— Ты вел машину?
Он кивает.
— Хочешь, я отвезу тебя на ужин?
Я качаю головой, не утруждая себя тем, чтобы оглянуться на маму, когда она принимает соболезнования всех своих коллег.
— Нет. Я хочу убраться отсюда к чертовой матери. Можешь отвезти меня? — Купер медленно изучает мое лицо, но затем кивает, и я следую за ним к его машине. — Родители Лиама не приехали?
— Нет. Они хотели... — Он останавливается, когда мы подходим к блестящей черной машине, и достает ключи из кармана. — Мой отец появился вчера. Протянул мне ключи, сказал не разбить ее и ушел, — объясняет он.
Я смотрю на него, моя челюсть слегка отвисла. Почему, я не уверена? Наши родители отвратительны.
— Ух ты.
— Да. Мило, правда?
— Мне жаль, что он такой придурок.
Он улыбается и открывает машину.
— В любом случае, родители Лиама хотели приехать, но думаю, что это было слишком.
Я киваю в знак признательности. Даже представить себе не могу, через что они сейчас проходят. Родители Лиама были по-настоящему хорошими родителями, которые любили Лиама больше, чем самих себя. Они, должно быть, в аду.
— Я ненавижу это.
Он открывает свою дверь, я открываю свою, и мы оба забираемся внутрь. Должно быть странно снова находиться так близко к нему, но это успокаивает.
Да, он солгал мне или умолчал о правде, но я имела в виду то, что сказала. У него не было никаких реальных обязательств говорить мне об этом.
— Куда едем?
— Можешь отвезти меня ко мне домой?
Купер заводит машину и начинает движение вместо своего ответа. Я поворачиваюсь, изучая его лицо. Он, конечно, такой же красивый, как всегда, но выглядит усталым. Печальным.
Когда мы подъезжаем к моему дому, Куп паркуется на подъездной дорожке, а затем поворачивается ко мне.
— Если тебе понадобится что-нибудь еще, просто дай мне знать.
Я вижу вину, написанную на его лице, и мне жаль, что не могу стереть ее. Но что, черт возьми, что я могу сделать? Нам, наверное, нужно пространство, но я все равно открываю свой глупый рот.
— Зайди, пожалуйста, внутрь на минутку. Я хочу собрать сумку.
— Куда ты направляешься?
Я предполагаю, что он собирается вернуться к родителям Лиама.
— Возвращаюсь в кампус. Не возражаешь, если я поеду с тобой?
— Уверена, что готова к этому? — Я смотрю, как он сглатывает. — Твоя семья, может, и не очень хорошая, но ты здесь не одна.
На днях, когда я приехала в дом своих родителей и легла спать в постель Арии, в ее ярко оформленной старой спальне, я поняла, как стала одинока теперь, когда ее нет.
— Здесь меня ничего не держит.
Купер кивает, как будто понимает, и, возможно, так оно и есть.
— Да, я отвезу тебя.
Я улыбаюсь, и мы входим в стерильный дом моих родителей. Здесь нет ничего неуместного, и чистая белизна дома почти ослепляет. Мы поднимаемся в мою старую комнату, и я беру свою сумку из поездки, а затем поворачиваюсь к Куперу, ненавидя то, каким разбитым он выглядит.
— Ты в порядке?
Он снимает сумку с моего плеча и надевает ее на свое невредимое.
— Нормально.
Есть так много вещей, которые я хочу сказать. Так много вещей, которые хочу ему рассказать. Но сдерживаюсь. Чувство предательства скручивает мой желудок, и меня тошнит.
— Ладно. Давай уберемся отсюда, пока моя мать не узнала, что я пропала.
Он поднимает руку, и я делаю глубокий вдох, когда тот скользит пальцами по шраму на моем лбу.
— Тебе больно?
Я поднимаю свой взгляд и смотрю в его прекрасные глаза, кивая.
— Все болит.
Он выглядит расстроенным моим ответом, слишком хорошо понимая, что я имею в виду. Купер заправляет выбившуюся из косы прядь моих волос за ухо и откашливается.
— Пошли.
Хочу прильнуть к этому прикосновению. Мне хочется встать на цыпочки и поцеловать его, но я этого не делаю. Все так запутано. Все кажется неправильным.