Я не знаю, что реально и кому можно доверять.
Мы возвращаемся в кампус в тишине. Оба словно оцепенели от боли, когда подъезжаем к моей квартире.
Он паркует машину и поворачивается ко мне.
— Хочешь, чтобы я поднялся?
Да. Хочу. Очень.
— Нет. Я в порядке.
— Мне очень жаль, Эверли. Так чертовски жаль.
Я слышу это в его голосе. И знаю, что это так.
— Не надо. Пожалуйста. — Я знаю, что должна злиться на Лиама, а не расстраиваться из-за Купера. Даже не думаю, что имею на это право. — Я даже не настолько зла на Лиама.
Парень выглядит удивленным этим, его лицо темнеет.
— Он изменил тебе.
— Знаю. — Я опускаю взгляд на свои колени, внезапно мне становится стыдно. — Но я не настолько зла, как должна была бы. Может быть потому, что он мертв. Я не знаю. — Рыдание застревает у меня в горле, и слеза скатывается по щеке, когда я оглядываюсь на Купера. — Я не знаю, что должна чувствовать.
— Не думаю, что есть выбор.
Я киваю, мое горло физически болит от едва сдерживаемых рыданий.
— Увидимся завтра на его похоронах.
— Да. — Он крепко сжимает руль и смотрит прямо перед собой. — Увидимся.
Я вылезаю из машины, хватаю сумку и, не оглядываясь, иду к своей квартире.
Потому что на Лиама чертовски больно смотреть.
Глава тридцатая
КУПЕР
Они опускают гроб в землю, а я просто стою и смотрю на него, зная, что в нем находится тело моего лучшего друга. Зная, что я никогда больше не буду с ним разговаривать. И никогда не услышу его смеха. Он больше никогда не будет подкалывать меня за мой музыкальный вкус.
Его больше нет.
Лиам умер прямо у меня на глазах, и ничто не кажется таким окончательным, как этот момент прямо сейчас.
— Купер. — Я поворачиваюсь к матери и отцу Лиама, которые стоят рядом со мной. Голос его мамы тихий и прерывистый. — Нам нужно идти.
Я не хочу. Все кажется таким чертовски постоянным.
Делаю глубокий вдох, отворачиваюсь от места последнего упокоения Лиама и следую за его родителями к ожидающей машине. После того, как они забираются внутрь, я сажусь впереди и ослабляю галстук, глядя в окно на кладбище.
Знаю, что Эверли была там. Она тихо села сзади, а затем встала у могилы, тоже сзади, подальше от всех остальных. Я не могу себе представить, что творится у нее в голове сегодня. Она только что похоронила свою сестру, и теперь ей нужно было присутствовать на похоронах Лиама.
Мужчины, которому она доверила свое сердце и который разбил его. Мужчины, которого, я знаю, она любила.
Мы прибываем в родительский дом Лиама, и люди заходят внутрь, чтобы поужинать в столовой. Мама Лиама хотела, чтобы поминки проходили у них дома.
Я не знаю большинства присутствующих здесь людей, но стараюсь держаться в стороне, позволяя каждому выразить свои соболезнования его родителям. Наша история была во всех новостях. Все знают, что произошло, и последние два дня я постоянно встречался с глазами, полными жалости и любопытства. С меня определенно хватит этого на всю жизнь.
Я вижу, как Эверли проскальзывает внутрь, быстро обнимает маму и папу Лиама и вежливо разговаривает с ними, прежде чем ускользнуть. Смотрю, как она поднимается по лестнице, и жду несколько мгновений, прежде чем последовать за ней.
Я знаю, что она идет в его комнату. Когда поднимаюсь по лестнице, то нахожу ее сидящей в одиночестве на его кровати. Сегодня на ней другое черное платье, волосы собраны в высокий пучок на макушке. Эв не удивляется, когда я вхожу в дверь.
Девушка держит старую бейсбольную перчатку Лиама на коленях, уставившись на нее и не потрудившись поднять голову, чтобы посмотреть на меня.
— Я даже не знала, что он играл.
Прислоняюсь к его комоду.
— В средней школе, но не в старшей.
Она кивает, пальцы скользят по коже.
— Я многого о нем не знала.
— Думаю, это нормально, что ты не знала, что он играл в бейсбол в младших классах два лета.
Эверли кладет перчатку на кровать и встает, направляясь ко мне с глазами, полными слез.
— Думаешь, это нормально? Очевидно, я не очень много знала о нем.
Черт возьми. Я ненавижу это выражение ее лица.
— Лиам совершил ошибку, и это была огромная ошибка, но Эв... это просто ошибка. Это не определяет его.
— А что, если это случилось несколько раз?
— Это не так.
— Откуда ты знаешь? — В ее глазах застыла мольба.
— Я просто знаю. — Я видел это в его глазах в тот день. Это было всего один раз, и он очень жалел об этом. — Люди иногда совершают ошибки. Не думаю, что это когда-нибудь повторилось бы снова.
Девушка качает головой.
— Сегодня все это казалось ложью.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду... — Я наблюдаю, как двигается ее нежное горло, когда она сглатывает, а затем встречается своими глазами с моими. — Изображаю скорбящую подругу. Это было похоже на ложь.
Я вздрагиваю от ее признания, но не могу представить, через какой ад она сейчас проходит.
— Ты любила его.
Она подходит ближе, кладет свои маленькие ручки мне на грудь и смотрит на меня снизу вверх.
— Я его даже не знала. На самом деле. Я была такой идиоткой. Просто ребенок, играющий в игры. Я думала, что знаю все, а теперь, похоже, ничего не знаю. Все перевернуто с ног на голову.
Я обнимаю Эв и прижимаю ее гораздо меньшее тело к своему.
— Я понимаю, но ты его знала. Не позволяй этому разрушить твою уверенность. Поверь мне. Ты знаешь, кто ты, а это главное.
— Я тупая девчонка, которая думала, что у нее идеальный парень. — Она утыкается лицом в мою грудь, и мне интересно, слышит ли она, как быстро бьется мое сердце, когда я снова обнимаю ее. — Я и сама не была хорошей девушкой.
Это удивляет меня, и я тяну ее за плечи, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Нет. Ты была идеальной девушкой.
Эверли встречается своими блестящими глазами с моими.
— Нет. Не была. И ты это знаешь.
Напряженность в ее глазах выбивает меня из колеи, но я борюсь с этим.
— Нет, не знаю.
Эверли усмехается, сердитая и холодная, но в то же время такая чертовски сломленная и потерянная одновременно.
— Знаешь. Мы с тобой все время ссорились, но это было похоже на мерцающее пламя, готовое вырваться из-под контроля. Ждущее, чтобы вырваться на свободу и сжечь все дотла.
Я хочу это отрицать.
— Чушь собачья. Ты любила его и ненавидела меня.
Она качает головой.
— Нет. Я не испытывала к тебе ненависти. Ты всколыхнул что-то глубоко внутри меня. И я была ужасной девушкой, вожделевшей его лучшего друга.
Черт!
— Не делай этого. Я знаю, что сейчас все кажется искаженным.
Эверли кивает и выпрямляется в моих руках, ее взгляд, застывший на моих губах, делает меня слабым.
— Ничто не кажется правильным. Я больше не знаю, что реально, а что нет. Было ли что-нибудь вообще реальным?
Дом был реальным. Но я не могу этого сказать, не в тот день, когда мы похоронили Лиама. Я, блядь, не могу этого сделать.
— Эверли. — Ее имя — словно затаенная мольба, и когда ее губы касаются моих, я сдаюсь.
Я, черт возьми, не могу устоять перед ней, и знаю, что она права. Я заботился о Лиаме. Он был моим лучшим другом. Но если бы в какой-то момент во время их отношений она проявила бы ко мне хоть какой-то интерес... Я бы поджег весь мир, чтобы заполучить ее.
Обхватываю ладонью затылок Эв, притягивая ее ближе, прижимая ее губы к своим, и целую ее. Наши рты сталкиваются, ее губы раздвигаются, и она дарит моему языку вкус своей сладости. Это безумно и чертовски неправильно, но до сих пор сегодня я был совершенно оцепенелым. Ее поцелуй пробуждает меня, и сначала мне хорошо, но потом он быстро становится горьким.
Эверли тянется к моему галстуку, чтобы снять его, но моя грудь наполняется болью, и я останавливаю ее, отстраняясь, чтобы посмотреть в ее красивые глаза.
— Мы не можем этого сделать.
Она застыла, ее глаза полны замешательства и боли. Но отступает назад, проводя пальцем по распухшей нижней губе.
— Знаю.
Я подхожу к ней ближе.
— Я хочу.
Она ошеломленно оглядывает спальню, и я вижу, как у нее дрожат руки.
— Я так облажалась.
— Нет. Ты просто скорбишь.
— Мне нужно идти.
Она направляется к двери, и мне так сильно хочется остановить ее, но я знаю, что не могу. Оглядываю комнату своего лучшего друга и вижу только его. Прошлое. Как бы он был убит горем, если бы застал меня целующим ее.
Поэтому отпускаю Эверли.
Я сажусь на его кровать и снова оглядываюсь. Потерянный и сломленный.
— Купер? — Я смотрю на дверь, вижу его маму и пытаюсь быстро взять себя в руки. Она видела нас?
— Да?
Она входит внутрь, оглядывая комнату в слезах.
— Я подумала, что ты можешь быть здесь.
Я. Она ничего не сказала об Эверли. Должно быть, она не видела, как Эв уходила.
— Да. Извините. Я не очень хорошо лажу с толпой.
Женщина садится рядом со мной, поднимая перчатку, на которую смотрела Эверли.
— Я тоже.
— Мне так чертовски жаль. Жаль, что я не смог спасти его.
Она наклоняет голову набок и улыбается.
— Он был хорошим ребенком.
— Самым лучшим. — Я улыбаюсь ей в ответ.
— У всех нас есть свои недостатки, даже у Лиама. Но да, он был потрясающим. — Она печально оглядывается и прижимает перчатку к груди, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. — Я очень долго не видела Эверли.
Я напрягаюсь, не в силах скрыть это.
— Да. У нее сейчас трудные времена.
— Даже не могу себе представить. Я знаю, что у них была юная любовь, но это все равно была любовь.
Ненавижу ревность, горящую во мне.
— Да, так и было. Уверен, что они поженились бы и жили бы долго и счастливо. Это нечестно.
Слова кажутся горькими на вкус, потому что почти уверен, что это убило бы меня. Но я действительно думаю, что это произошло бы. Мама Лиама встречается со мной взглядом, ее глаза темнеют от чего-то, чего я не ожидал.
— Я не так уверена в этом.
Я изучаю ее лицо, пытаясь понять, что она имеет в виду.
— Вы сказали, что это была любовь.
— Юная любовь.
— Что это значит?
Она смотрит на плакат на стене и вздыхает.
— Как я уже сказала, у Лиама были свои недостатки. Он был молод.
Она знает?
— Он, э-эм... — Я не могу рассказать о нем его маме, если та не знает. Может быть, она просто говорит в общих чертах.
Наши взгляды снова пересекаются.
— Ты тоже знал?
Ох, черт.
— Он сказал вам?
Женщина печально кивает головой.
— Он был очень расстроен, Купер. Он так сильно любил ее и знал, как сильно все испортил.
— Тогда зачем он это сделал? — Сегодня я должен был только скорбеть по нему. Я не должен злиться на своего мертвого лучшего друга, но, черт возьми, если это не так. Как он мог так поступить с ней?
Она встает, явно расстроенная.
— Я не должна была ничего говорить.
— Вы знаете? Что он сказал?
Она отмахивается от меня, направляясь к двери.
— Не так уж много, Купер. Я, наверное, знаю меньше, чем ты. Просто знаю, что он очень сожалел об этом. — Она поворачивается ко мне лицом и останавливается у двери. — Я сказала ему, чтобы он поговорил с ней об этом.
Вот черт. Я тот засранец, который сказал ему относиться к этому так, будто ничего не было.
— Он так и не сказал.
Она выглядит огорченной.
— Эверли не знает?
Теперь я чувствую себя еще хуже, когда отвожу от нее взгляд.
— Разве это имеет значение?
Она тихо всхлипывает.
— Не уверена, что сейчас хоть что-то имеет значения
Чувствую, что в этой истории есть что-то еще, но женщина выбегает из комнаты, но я слишком оцепенел, чтобы последовать за ней. Не могу допрашивать ее в тот день, когда она попрощалась со своим сыном.
И, может быть, она права...
Может быть, больше ничего не имеет значения.
Глава тридцать первая
ЭВЕРЛИ
Кампус кажется таким пустынным. Что не имеет смысла, потому что люди пролетают мимо меня, спеша на занятия.
«Я могу это сделать».
Делаю глубокий вдох и оглядываюсь вокруг. Сегодня теплый январский день, и на земле нет снега, что является плюсом.
Если я больше никогда не увижу снега, меня это вполне устроит.
У меня есть тридцать минут до начала занятий. Я вышла из своей квартиры, чтобы прийти сюда пораньше, инстинктивно зная, что мне понадобится больше времени, чтобы привыкнуть. Для всех студентов сегодня первый день после возвращения, и все они улыбаются и смеются, выглядя такими счастливыми.
«На самом деле меня здесь нет».
Мне кажется, что я плыву по тропинке к большому кирпичному зданию, не контролируя свои конечности.
Лиам часто провожал меня на занятия, если в это время у него не было своих занятий. Мы наслаждались обществом друг друга. Или я так думала. В конце концов, он решил искать компанию у кого-то другого.
Так много вещей осталось без ответа, и я не могу избавиться от чувства, что так чертовски долго ошибалась во всем.
Наконец добираюсь до здания и смотрю на него, пытаясь уговорить себя войти внутрь. Люди проходят мимо меня, открывают дверь и заходят внутрь, а я стою там, совершенно оцепенев.
— Не думаю, что твой класс сам придет к тебе. — Я слегка вздрагиваю от глубокого голоса, донесшегося рядом со мной, но прихожу в себя и поворачиваюсь к нему лицом.