Эти указы, уже вступившие в действие, но нуждающиеся в утверждении съездами народных депутатов, очень важны для нашей работы и заслуживают самого серьезного обсуждения и критики.
В рамках данной темы необходимо отметить: 1. Изменение ст. 70 УК и отмена ст. 190-1 УК не снимают вопроса о необходимости реабилитации людей, неправосудно осужденных ранее по этим статьям при отсутствии в действиях осужденных состава преступления. 2. Введение новой статьи - 74-1 взамен отмененной ст. 190-1 УК - это катастрофа на пути к правовому государству. Если ст. 190-1 в качестве обязательного элемента состава преступления содержала указание на заведомую ложность "измышлений", то есть клевету, то новая статья такого указания не содержит и, если она будет применяться и станет законом, то окажется буквально петлей на шее всякой критики и непреодолимым препятствием на пути дальнейшего развертывания демократии и гласности.
И тогда потребуется изрядное мужество адвокатов в новых политических процессах по этой статье. И если наши худшие предположения подтвердятся и ст. 74-1 УК станет законом и будет действовать, то новому поколению адвокатов предстоит большая работа в новых политических процессах.
Вот, собственно говоря, первая часть моей темы.
Теперь о работе Хельсинкской группы.
Хельсинкская группа в Москве была создана в мае 1976 г. членом-корреспондентом Армянской Академии наук Юрием Федоровичем Орловым, одним из первых, блестящих и самых активных участников правозащитного движения. В нее вошли прекрасные люди не только из Москвы. Эта группа объявила своей целью содействовать правительству СССР в выполнении решений Хельсинкского акта по гуманитарным вопросам.
Вот здесь кто-то из выступавших до меня сказал, что были репрессированы почти все члены Хельсинкской группы. А я скажу гораздо больше: все! До одного! И не только нашей, Московской Хельсинкской группы, но и созданных следом за ней Украинской, Литовской, Грузинской, Армянской. Все подчистую! Остались на свободе только те, кого вынудили уехать за границу. Причем это коснулось не только Хельсинкской группы, но и членов других неформальных организаций (тогда мы этого слова не употребляли), к ней присоединившихся. Это коснулось "Комиссии по расследованию злоупотреблений психиатрией", это коснулось "Комитета защиты прав верующих", "Инициативной группы инвалидов".
Вы не можете себе представить, - молодежь, которая здесь присутствует и сейчас меня слушает, не может себе представить той атмосферы постоянной слежки, которую мы не могли не видеть, постоянных вызовов на допросы, постоянных обысков. Это была атмосфера, в которой мы чувствовали, что действуем в одиночку, что нас не миллионы, не десятки тысяч, что нас только сотни, но эти сотни старались все-таки как-то изменить общественную атмосферу в сторону открытости, в сторону свободы личности, свободы слова, свободы воли.
Какими были методы нашей работы? Мы выпускали документы по целому ряду вопросов. Всего было выпущено 196 документов этой группы. Из них 19 до ареста Юрия Федоровича, а дальше мы уже работали без него. Людей сажали, люди уезжали, к нам приходили новые, и мы продолжали свою работу. Это были документы о равноправии народов, документы о свободе совести, то есть религии, о праве на справедливый суд (это была очень большая тема), праве на статус политзаключенных, о положении в лагерях. Это были документы о социально-экономических правах, то есть вопросы права на труд и права на пенсии. Это были предложения Белградской и Мадридской конференциям СБСЕ. Наконец, еще документ, один из очень важных: Хельсинкская группа - это единственная организация, которая протестовала против ввода войск в Афганистан.
И вот здесь идет речь о том, что у нас не было единой политической платформы, не было лидеров. Формальных лидеров у нас не было, но я не согласна, что у нас не было лидера. Лидер у нас был, и когда я назову его, вы сразу поймете, что это был лидер: академик Андрей Дмитриевич Сахаров. Он был неформальным лидером, но к нему тянулись сердца и тех, кто пытался защищать права человека, и сердца тех, кто был обижен и кто искал своих прав. Он получал сотни писем со всех концов Советского Союза, и на каждое письмо он отвечал. Мы смотрели ему в глаза и по выражению его глаз понимали, правильно или неправильно мы поступаем в том или другом случае. Но, конечно, это был не лидер в формальном смысле. И он даже не был членом нашей Хельсинкской группы.
Итак, методы нашей работы заключались в том, что мы писали документы. Больше мы ничего не делали. И первоначально эти документы по почте рассылались главам тридцати пяти правительств стран, которые подписали Хельсинкское соглашение, в том числе первый экземпляр посылался в Президиум Верховного Совета СССР. Но потом мы убедились, что обратные расписки мы получаем только из Президиума Верховного Совета, и мы поняли, что наши документы не доходят до глав правительств других стран. И тогда мы прибегли к другому способу: к открытой, совершенно открытой передаче наших документов иностранным корреспондентам и, таким образом, добивались их звучания на международной арене. Тут важно отметить принципы нашей работы: их было три-четыре. Во-первых, это полная легальность и открытость. Мы никогда не позволяли себе ни одного анонимного документа, мы ставили подписи, мы указывали телефоны и адреса. Мы всегда действовали открыто и легально, несмотря на репрессии, которым мы подвергались. Второе: мы никогда не прибегали ни к чьей материальной помощи. Пишущая машинка и шариковая авторучка - вот были наши орудия, таким образом мы работали. И даже деньги на рассылку наших документов брали из своего кармана. Злобные инсинуации, когда нас, Хельсинкскую группу, обвиняли в том, что мы чуть не наемники ЦРУ и других враждебных ведомств в других государствах, - это была полная и настоящая клевета. Мы всегда работали бескорыстно и открыто. И, наконец, последний наш принцип был тот, что мы никогда, ни в какой форме, ни в какой степени не призывали к насилию и отрицали всякую возможность насилия. И мы всегда и всюду действовали только словом. А против слова, против идеи на нас действовали тюрьмами, ссылками и арестами, допросами, обысками.
Я сейчас заканчиваю. Хочу сказать только два слова о том, почему эта группа прекратила свою деятельность, свою работу. А прекратили мы ее в сентябре 1982 г. Дело в том, что к этому моменту на свободе оставалось три человека в СССР: профессор Н.Н.Мейман, Е.Г.Боннэр и я. И против меня (против Боннэр впоследствии было возбуждено уголовное дело, которое слушалось в Горьком) было возбуждено уголовное дело Московской городской прокуратурой. И вот тогда мы издали последний наш документ, в котором написали: репрессии, полный разгром, полностью связанные руки, мы вынуждены прекратить свою работу. <...>
Я не исчерпала своей темы, но боюсь, что мы все вместе исчерпали ваше терпение, и я заканчиваю вот чем: когда поэт Габай произносил свое последнее слово в суде, он сказал: "Сознание своей невиновности, убежденность в своей правоте исключают для меня возможность просить о смягчении приговора. Я верю в конечное торжество справедливости и здравого смысла и уверен, что приговор, рано или поздно, будет отменен временем".
Мы дожили до этого времени. Не все дожили (И.Габай был реабилитирован посмертно), но мы с вами дожили до того времени, когда эти несправедливые и неправосудные приговоры отменены самим временем. И дай вам Бог, чтобы вы, молодые, сегодняшние, которые привыкли к тому, что на демонстрации можно выходить тысячами, которые привыкли к тому, что можно размножать документы в свободных журналах, что они расходятся в тысячах экземпляров, дай Бог, чтобы к вам никогда не вернулось то время, которое мы пережили.
Мы, может быть, сделали мало, но мы сделали то, что сделало возможным сегодняшнее развитие событий.
Выступление в Центральном доме медиков "Трибуна общественного мнения у Никитских ворот". Июнь 1989 г.
Друзья мои! Прежде чем я начну свою беседу с вами, свой разговор с вами, я хочу познакомить вам с теми, кто присутствует здесь, на сцене.