– Самый страшный зверь – голод, – проворчал старик, не отрываясь от работы. – Он тебя изнутри жрет, медленно, каждую косточку смакует. А твари, что твари? Повезет, ни одной не повстречаешь, а если уж… значит, судьба такая, зато подохнешь сразу, долго не мучаясь! – закончив работу, старик обернулся и сурово посмотрел на разговорчивого гостя из-под густых, сросшихся в одну толстую полосу бровей. – Чего похлебку не жрешь, брезгуешь?!
– Язык второпях обжег, – пытался отговориться Вебалс. – А другие деревушки в округе есть, как туда добраться?
Колдуну не удалось сбить с толку догадливого крестьянина. Суровый мужик в овчине понял, что гость, хоть и прикидывался дурачком, был на самом деле не так прост и раскусил его хитрую уловку с сонным мхом. Раздался свист, Вебалс быстро упал на бок, уходя от двойного броска. Крестьянин ловко метнул в него вилы, а достойная отца дочурка бросила в спину разделочный нож. Колдун сгруппировался, вскочил на ноги и, выхватив из ножен меч, накинулся на уже успевшего вооружиться топором мужика. Несмотря на то что клинок был узок и короток и поэтому считался недостаточно хорошо разбиравшимися в тонкостях ратного дела обывателями «несурьезным оружием», Вебалс знал его истинную цену и ни за что бы не променял его на более уважаемый непросвещенной общественностью инструмент убийства.
Занесенный для удара топор летел навстречу голове колдуна, но, едва коснувшись, острый меч срубил топорище, а левый кулак Вебалса впился в правый висок дилетанта-отравителя. Мужик ойкнул, обмяк и упал, выпустив из руки острый обрубок. Прежде чем добить его, колдун увернулся от второго ножа, брошенного замарашкой, и только затем погрузил острие в неровно вздымавшуюся грудь поверженного врага. Девица пронзительно завизжала и кинулась к дому, то ли со страху, то ли в надежде пополнить арсенал летающих лезвий. Вебалс догнал ее в три прыжка и сбил с ног точным тычком рукояти меча между лопаток. Затем, терпя боль от порезов острых ногтей и уворачиваясь от хаотичных ударов колотящих его конечностей, колдун разорвал на Филе платье и крепко связал ее неровными лоскутами пропитанной соками трав материи.
– Зачем?! – задал вопрос Вебалс, предварительно уняв истерику связанной пленницы сильным ударом ладони по щеке. – Говори, дрянь, зачем вы меня убить хотели?! Денег при мне нет, ценных вещей тоже.
Девушка жалобно поскуливала, плакала и смотрела на мужчину расширенными от страха глазами, чертовски красивыми даже в этот момент.
Будь охочая до крови семейка оборотнями или вутерами, колдун не справился бы с ней так легко. Еще в ходе боя Вебалс с удивлением понял, что противники были обычными людьми.
– У меня же ничего нет, дура! Зачем, зачем вы напали?! – тряс за волосы упорно молчавшую Филу колдун. – Ну, что, что с меня, голодранца, взять?!
– Мясо, – вдруг слетело с трясущихся губ.
Короткое слово, состоящее всего из четырех букв, полоснуло по сердцу Вебалса не хуже лезвия ножа. Колдун вдруг понял мотив и ужаснулся своей догадке. Деревушка на болотах испокон веков снабжала городских аптекарей и знахарей округи целебными травами. Этим крестьяне и жили, вознося хвалы божеству плодородия за то, что среди тины водился целебный мох, единственный источник их существования. Появление нежити в лесах сделало невозможным охоту. Однажды ушедшие из деревни в чащу крестьяне так и не вернулись, став добычей кровожадных хищников, остальных добил голод. Рыцари Ордена саранчой прошлись по королевству, изведя добрую половину целителей, обвиненных в колдовстве, сговоре с темными силами, а также в осквернении святых запретов и таинств божественного промысла, врачевания, которым с недавних пор могли заниматься лишь монахи-здравники из храмов. Выжившие лекари затаились и уже не покупали выжимки да мох. Отец Филы занимался заготовкой впрок, в надежде, что когда-нибудь жизнь снова изменится, и к ним вернутся прежние, добрые времена.
Старик провозился всю жизнь на болоте, не умел делать ничего другого, а если бы даже и решился стать пахарем, то все равно бы не смог бросить вымершую деревню на сваях и уйти. Кому нужна парочка не умеющих ни жать, ни сеять крестьян? Их не приняла бы ни одна из сельских общин. Лишние рты – лишние проблемы и хлопоты, лишние налоги, которые нужно за них платить в казну. Загнанные в угол судьбой сборщики трав долго мучались без нормальной еды и, наконец, решились попробовать человеческого мяса. Так просто и отвратительно!
– Скольких вы уже съели? – произнес Вебалс, поднося острое лезвие меча к горлу притихшей Филы. – Скольких, отвечай!
Если бы колдун услышал любую цифру, то девушку пришлось бы убить. Попробовавший раз человечину входил во вкус, и его уже было не отвадить от пожирания себе подобных. Поначалу вынужденное людоедство быстро и незаметно превращалось в норму жизни.
– Ты… ты первый, – затрясла напуганная девушка головою. – Мы…
Вебалс не дал ей договорить. Надавив пальцами на скулы, колдун разжал ей рот, а затем, ловко перехватившись за нижнюю челюсть, открыл его широко-широко и плотно прижался лицом к перепачканной грязью, заплаканной мордашке пленницы, так что его нос вплотную коснулся ее языка.
Бедняжка уже давно ничего не ела кроме грибков-плесняков, чеснока, лука да вяленой репы. Видимо, даже молоко, которым его попотчевали, было припасено для особого случая и не бывало в желудках пережившей односельчан парочки. Частично убедившись в правдивости ответа, Вебалс встал и обошел дома. Следов каннибализма не было видно, и невдалеке от кромки болота виднелись шесть относительно недавно вырытых могил. Соседи Филы не отважились пойти на охоту в лес и умерли своей смертью. Если бы их съели, то не стали бы хоронить объедки по отдельности, вообще бы не стали хоронить, побросали бы кости в воду, да и дело с концом.
В одном из домиков колдун случайно нашел старенькую, обшитую стальными пластинами куртку без рукавов. Надев ее, мужчина почувствовал, как по вновь остывшему телу прокатилась волна живительного тепла. Затем он вернулся к сарайчику и, не обращая внимания на постанывания и верчения по мокрой траве обнаженной пленницы, стянул с трупа ее отца вполне еще пригодную для носки овчину.
– Как добраться до ближайшего селения, настоящего, а не такого, как ваше болотное царство? – спросил колдун и, не получив сразу ответа, снова приставил к горлу девушки окровавленное острие меча.
– Вдоль опушки леса, потом полем версты четыре, там Бобровые Горки будут, – прошептала девушка, завороженно глядя на зловеще блестящее перед глазами лезвие.
– Сколько народу?
– Человек сто… или больше, у них новеньких много…
– Новенькие, это здорово, это замечательно, – усмехнулся колдун, чувствуя, что среди недавно пришедших в округу он обязательно найдет парочку-другую тех, кого искал, – А трактир там есть или кабак какой?
– Второй дом с окраины, сразу приметишь, – пролепетала Фила и зарыдала, предвкушая, что вот-вот ее постигнет участь отца, если, конечно, незнакомец не захочет перед убийством с ней немного порезвиться.
У Вебалса и в мыслях не было обижать девочку, как, впрочем, и бросать ее одну среди обветшавших домов, в которых в любую ночь могли появиться призраки, существа мстительные и злобные, тем более если их тела умерли с голоду. Все еще держа меч у горла пленницы, колдун развязал путы на ее руках. Внезапная вспышка гнева или необузданное стремление жертвы спастись бегством могли все испортить и не дать ему совершить то, что он чувствовал необходимым сделать.
– У твоего отца за пазухой два синдора серебром, здесь еще четыре, – справившись с тугими узлами, колдун достал из-за голенища сапога припрятанный кошелек, развязал его и небрежно бросил на не прикрытый одеждой живот Филы две монеты. – Похорони отца и уходи отсюда, немедленно Уходи, нечего здесь делать! По деревням не шастай, народ сейчас злой, лютый, непременно обидят. Иди в Банеру, это большой город к северо-западу от Дукабеса, денег на дорогу вполне хватит. Держись подальше от стражей, солдат и воров! Деньги отберут, тебя опозорят и в кабак продадут, пьяницам на потеху. В Банере найдешь лекаря Моза Ортоба, его любой там знает. Он не прячется, практикует открыто, поскольку пожизненное разрешение от Церкви выхлопотал, скажешь толстяку Мозу слово мудреное: «Альдаберон», он тебя приютит, кормить будет и к работе своей пристроит.