Брошюра моя проникла во все части света, но никто не отозвался; я не получил ни одного осмысленного ответа. Да и смешно было думать, что уравновешенные, рассудительные люди обратят внимание на такие сказки! Меня могли понять разве только сумасшедшие…
И в самом деле, ко мне явился один из них, — человек, обезумевший от любви.
Сэр С. Г. В. Феркетт, — продолжал свое необычайное повествование доктор Дежене, — был одним из тех смертных, обремененных десятками четырьмя миллионов, каких сплошь и рядом можно встретить в Новом Свете.
В один прекрасный майский день 1890 года он вошел ко мне, в тот же кабинет, в котором мы сидим.
Это был мужчина огромного роста, атлетического телосложения, в невероятном костюме с разноцветными четырехугольниками, говоривший почти правильно по-французски.
Он сказал мне без всяких околичностей:
— Я хочу, чтобы вы усыпили меня. Я заплачу, сколько понадобится.
Я никогда не занимался гипнотизмом и поэтому вовсе не понял, чего он хочет.
Я объяснил свое недоумение.
Тогда американец вынул из кармана своего пальто одну из моих брошюр и, — к довершению моего изумления, — заявил, что желает быть «усыпленным» по моему методу на пятнадцатилетий срок.
Когда я наотрез отказался исполнить его желание, сэр Феркетт удивился, в свою очередь. Он не мог понять, что законы Франции не позволяют производить подобные опыты и что я подлежал бы уголовной ответственности, если бы отважился на нечто подобное.
Янки рассказал мне, что заставило его решиться на столь эксцентричный поступок.
Дело обстояло как нельзя проще.
У сэра Феркетта имеется восемнадцатилетняя племянница, дочь его сестры, вышедшей замуж за французского чиновника и живущей в Париже. Чиновник этот располагает ограниченными средствами, почти нуждается.
Во время своего последнего пребывания во Франции сэр Феркетт по уши влюбился в молодую девушку; это — жемчужина, очаровательнейшая из парижанок! Он решил во что бы то ни стало жениться на ней. Он предложил разделить все свое состояние, хотел щедро обеспечить будущность отца, матери, других детей; семья была в восторге от предложения, но причудливая девушка не желала и слышать об этом браке. Она уверяла, что крайне расположена к дяде, но — никогда не согласится выйти замуж за человека, который старше ее на двадцать два года.
— Если вы можете, — насмешливо говорила она, — помолодеть на пятнадцать лет или сделать, чтобы я состарилась на столько же, я хоть завтра стану вашей женой!
В течение шести месяцев, которые он пробыл в Париже, никакие настояния родных, никакие упрашивания и обещания с его стороны не могли преодолеть упорства взбалмошной племянницы, не перестававшей по пятидесяти раз в день повторять свою злую шутку.
Хуже всего было то, что она, наконец, стала произносить ее совершенно серьезно; однажды она даже вернулась домой с моей брошюрой и с торжеством указала на нее влюбленному американцу.
Сэр Феркетт сначала удивился; потом, однако, он решил немедленно попытаться…
Упрямица с восторгом подписала клятвенное обязательство выйти по истечении пятнадцати лет замуж за сэра Феркетта, если он подвергнется временному усыплению.
Американец вынул из другого кармана документ и с ликующим видом указал мне на ее подпись.
Несмотря на это блистательное доказательство романтической страсти, я не сдавался, продолжая отрицательно качать головой…
Тогда сэр Феркетт сунул руку в третий из своих бесчисленных карманов и вытащил револьвер.
— Послушайте, — добавил он, — если вы не хотите согласиться на мое предложение, мне остается только покончить с собой. Но раньше я убью вас. All right! Даю вам пять минут на размышление…
Из его жилетного кармана вынырнул золотой хронометр; сэр Феркетт, посвистывая, оперся о камин и стал смотреть на часовую стрелку.
Я колебался недолго. Мне сразу пришло в голову, что стоит только сделать одно или два впрыскивания морфия, и американец погрузится в спокойный сон, — я же поспешу предупредить полицию.
Расчеты мои оказались, однако, ошибочными: я не принял во внимание феноменальной натуры пациента. Случай крайне редкий, — после первого укола американец почувствовал себя крайне дурно, не испытывая ни малейшего позыва ко сну; второй и третий уколы повлияли ничуть не лучше…