— Неправда, не может быть! Вы иногда смотрели на меня добрым взглядом. Вы добрый и хороший!
— Я потому иногда позволял себе некоторую дерзость и смотрел на вас с восхищением, что считал вас ангелом.
— Благодарю вас! О, Боже мой! Благодарю вас!
— Но я вижу, что вы… — он свирепо улыбнулся и хотел назвать ее наиболее подходящим словом, но, как истый британский джентльмен, сдержал себя и произнес: — …что вы украли у меня часы и запонки. Разумеется, вы возвратили их мне, но, признаюсь, это стоило мне большого труда и огорчения, так как я очень огорчен, мистрис, что должен буду сейчас связать вас… и? Как вы думаете, для чего?
— Я вас полюблю, — с мертвой тоской в прекрасных глазах произнесла мистрис Морлей. — Я на все согласна, только сжальтесь!
— Нет, я вас свяжу и отдам в руки полиции…
— Не делайте этого, не делайте, ради Бога, не делайте! Пощадите меня! — быстрым шепотом заговорила она. — Не выдавайте!
— Хорошо, я могу вас не выдать, но вам придется исполнить в точности то, что я от вас потребую, — сурово сказал Кристофер.
— Все!..
— Мистрис, конечно, уже ничем не может себя скомпрометировать, а потому, чтобы не потревожить чуткого сна высокоуважаемого сэра Уолтера Равена, она благоволит, ввиду предстоящей нам продолжительной беседы, пожаловать в мою комнату.
Луч надежды озарил ангельское личико мистрис. Она покорно и застенчиво улыбнулась Кристоферу.
— Отлично, — сказал он, — мы поладим с вами. Не угодно ли вам войти в прорезанную мной дверь?.
Она с недоумением взглянула на него. А он схватил ее за талию и почти вбросил в отверстие. Немедленно, вслед за ней, он влез сам и поставил панно на прежнее место.
— Едва ли от этого пострадал дом? — сказал он, указывая на опилки.
— Что вы намерены со мной делать? — кротко спросила мистрис Морлей, протягивая к Кристоферу бледные, тонкие руки, оголившиеся до плеч.
Он сказал, вытирая полотенцем пальцы у умывальника:
— Я намерен вас поисповедовать.
Мистрис Морлей оглянулась и села на его постель, кокетливо распустив платье; он нахмурился.
— Мистрис Морлей, вам, во всяком случае, не следует думать о том, о чем не думаю я. Прошу вас пересесть на стул.
Он облачился в утренний пиджак и сел против мистрис Морлей Честер.
— Ну-с, — сказал Кристофер, — не можете ли вы показать мне сейчас, когда нас разделяет пространство в пять футов, как вы совершали ваши кражи? Я держу в руках свои жемчужные пуговки… Не угодно ли вам украсть их вновь и объяснить мне способ?
— Я не в силах этого сделать.
— Но ведь вы воровали?
— Я.
Слезы потекли у нее из глаз.
— Конечно, вы не одни воровали!
Она что-то прошептала.
— Можете говорить громче. Я потому вас пригласил в свою комнату, что иначе мы могли бы разбудить сэра Уолтера Равена, и он подслушал бы вашу тайну.
— Вы хотите меня все-таки спасти, не правда ли?
— Я вас с удовольствием бы повесил. Но у меня есть причины, почему я не хочу делать скандала… Помните, что вы мне обещали все, и я требую всего. Иначе…
— Будьте же милосердны!
— Прекрасно… Скажите, вы с мужем воровали?
— Как вам не стыдно!
— Если вам не стыдно, то мне тем более, — угрюмо проговорил Кристофер. — Я серьезно спрашиваю вас, как вы вынули с моей груди и из моих манжет запонки и отцепили часы?
— Я подошла и вынула вот так, — сказала она, поднялась и, шатаясь, с рыданиями упала головой на колени Кристофера. — Пощадите, пощадите!
Кристофер схватил ее за хрупкие плечи, оторвал от своих колен и посадил на прежнее место.
— Мне хочется знать, — перестав плакать, с испугом спросила она, — что будет с вещами, которые в коробках?
— Вещи должны быть возвращены всем по принадлежности.
— Но ведь это все стоит огромных денег, — с отчаянием протянула она. — А со мной что будет?
— И с мистером Морлеем Честером, хотите вы прибавить?
— Да, и с ним?…
— Конечно! — вскричал Кристофер. — Я не сомневался, уже когда схватил вас за руку: ваш муж — главный виновник. Если вы мне объясните способ, который, как я убежден, имеет очень мало общего с быстротой рук, то вы с мужем должны будете только уехать из Вуд-Хауса и никогда уже не возвращаться.
— Вы даете слово?
— Даю.
— Но, Боже мой! — помолчав, вскричала маленькая женщина. — Не лучше ли было бы покончить нам миром?
— Что? Миром? Вы забываете, что я — Кристофер Рейс. Конечно, вы все время думаете, что я — обыкновенный турист. Но я ни больше ни меньше, как Кристофер Рейс, — с гордостью повторил он. — К вашим услугам, мистрис Мор-лей Честер. Или я надену на вас наручники, или вы приступите, наконец, к самой откровенной исповеди.
— Надеюсь, что верите, что я люблю Морлея?
— Не сомневаюсь в этом, несмотря на то, что вы возлагали слишком большие надежды на мою слабость.
— Боже, я ради Морлея! — покраснев, вскричала ангельски застенчивая дама.
— Не угодно ли начинать? Я слушаю.
XI
Открытие покойного отца Морлея Честера
— Я все расскажу, — приступила к исповеди мистрис Морлей Честер. — Да будет вам известно, что муж мой является единственным наследником в роде Честеров, но со странным условием. Наша линия может завладеть на законном основании Вуд-Хаусом, если настоящие владельцы покинут его или захотят продать его целиком или по частям. Даже продажа утвари и обстановки замка могла бы послужить предлогом для иска. Между тем, мы с Морлеем очень и очень небогаты. Правда, что Вуд-Хаус сам по себе не может быть назван доходным имением. Но Морлею хорошо известно, что под парком Вуд-Хауса и немного далее залегают богатейшие пласты каменного угля. Ему это хорошо известно, но он поделился тайной только со мной. Теперь вы скажете, что он был крайне непоследователен, укрепив мисс Сидни в мысли завести гостиницу в Вуд-Хаусе и через это разбогатеть. Ведь с деньгами в руках мисс Сидни и ее мать тем более ни за что не покинули бы Вуд-Хаус и не переселились бы на жительство никуда больше. Зачем? С деньгами в Вуд-Хаусе очень хорошо и весело. Но тут у него была другая идея. Он сейчас же взял на себя хлопоты по приспособлению замка к гостинице. Он же разделил тайник Карла Второго на два отделения — одно, примыкающее к вашей спальне, а другое — к спальне сэра Равена.
Для отвода глаз от тайника, которым я пользовалась, был устроен другой, и, по желанию, гостям изредка показывали тот тайник. В нем есть окошечко, и он выше, в нем не так темно. Выход из него прямо в сад через потайную дверь, которую трудно отличить от стены, потому что она оштукатурена. Из нашего же тайника винтовая лестница ведет только в мою спальню, в нижнем этаже. И до сих пор никто об этом тайнике, кроме нас, не знал. Дверь сделали в стене над моей кроватью, но она занавешена ковром. Бедный мой муж такой предусмотрительный! Он все это сделал с большим и дальновидным расчетом. Но главное: отец его был известный химик, и его влекло к алхимии. Он потратил громадные средства на разные бесполезные изобретения и открытия. С этого целью он путешествовал по Востоку. Мы бедны потому, что он был слишком расточителен и ничего не жалел для научных фантазий. Однажды, работая над соединениями хлора с какими-то растительными маслами, извлеченными им из растений, привезенных из Персии, он открыл новый сложный газ, обладающий необыкновенным свойством. Стоит вдохнуть в себя этот газ, как человек теряет сознание, хотя продолжает стоять и даже ходить; все мускулы его эластичны, и он скоро просыпается за продолжением тех самых занятий, за которыми застал его мгновенный сон. Газ этот отделяется жидкостью, как и хлороформ, и он назвал его «ареноформом». Отец Морлея хотел вытеснить им хлороформ. Но не успел, потому что все скрывал от врачей его состав и вел себя таинственно и ревниво. Делая над собой опыты, он так наглотался однажды ареноформа, что умер. Газ этот в небольшом количестве тоже довольно вреден, потому что люди от него бледнеют и приобретают дурное расположение духа, которое может кончиться даже помешательством. После смерти он не оставил рецепта, но сохранилось несколько бутылок ареноформа. Как только мисс Сидни заговорила о гостинице, Морлей хлопнул себя по лбу и решил пустить в ход ареноформ. За древней деревянной обшивкой столовой помещены меха, которые можно наполнять ареноформом; и стоит только нажать мех, как газ, имеющий приятный запах увядших листьев, выходил сквозь искусно сделанные в дереве червоточины. Это — поддельные червоточины! Все находившиеся в зале мгновенно теряли сознание, и я входила с одного конца залы, а мой муж выходил из-за ширмы. У нас в носу была вата, смоченная особым составом. Проходя через нее, ареноформ теряет свои свойства. Поэтому только муж да я не были бледны и не теряли сознания. Вся зала цепенела, и все впадали в забвение. Это было нечто поразительное. Мы подходили к намеченным жертвам и отбирали у них все, что нам хотелось. Мистер Рейс, я все сказала.