Кристофер ел, по обыкновению, с аппетитом. К вину он, однако, не притронулся. Сквозь неплотно притворенные окна, должно быть, врывался свежий воздух, напитанный запахом сосны и ели и тем легким ароматом увядания, который свойственен осени; или от старинных стен отделялся нежный запах дерева, местами уже медленно тлеющего.
На секунду Кристофер перевел взгляд на свою тарелку, приступая к следующему кушанью, и вдруг мистер Смитсон заревел, как бык, соскочив со стула.
— Что за чертовщина?
Раздался целый хор восклицаний, дамы взвизгнули от изумления.
— Боже мой, неужели?
Молоденькая американка хотела рассмеяться и не могла. Губы ее побелели, судорога сжала рот. Компаньонка пролила на себя вино и встала с места.
— Что случилось? — спросил Морлей Честер, выходя из-за ширмы.
Сэр Уолтер Равен поднялся бледный и испуганный. А седовласый ключник побежал со всех ног и уронил на пол бутылку.
— Ничего де осталось… Все пропало! — вскричала, наконец, американка, — где ваши часы, цепочка, кольцо, булавка?
— И где мои деньги? — плачевно подтвердил Смитсон.
— Я страшно огорчен, — сказал Морлей Честер, подходя к пивовару. — Ведь я же вас предупреждал… отчего не послушались наших советов!
— Увы, виноват… В наше время — такие явления! Ведь я же не дикарь, чтобы верить в чушь. И, однако же, хорошо вижу теперь и убедился, что дом с чертовщиной. Ха-ха-ха-ха! — рассмеялся мистер Смитсон не очень-то натуральным смехом.
— Мы сами начинаем верить, что тут нечисто, — проговорил Морлей Честер.
— А что, если бы вы пригласили сыщика?
— Но ведь уже не первый раз сыщики делают свое дело и не приходят ни к чему! — возразил Морлей Честер.
Кто-то нашел уместным сострить:
— Если есть воры-привидения, то почему бы не быть привидениям-сыщикам? Однако, вопрос, где достать такого сыщика?..
И все окружили мистера Смитсона.
— Смотрите здесь, смотрите там, — приходя в себя и становясь веселее, говорил пивовар с кислой улыбкой, — нет ни запонок, ни брелоков. В особенности жаль мне панораму с двумя снимками — с моего семейства и с моего стада буйволов… Честное слово, нет булавки, нет часов, которые мне жена подарила! Я хотел бы знать, не возвратит ли мне привидение моих вещей, если я объявлю ему, что я до тех пор не уеду из Вуд-Хауса, пока мой банкир не пришлет мне денег. Будьте любезны, мистер Привидение, не изменяйте своим добрым правилам. Или уж возврата нет? Пиши пропало? Что вы так на меня смотрите, мистер Рейс, если не ошибаюсь? Я не пожелал бы вам быть в моем положении.
— Мистер Смитсон, — сказал Кристофер, — верьте, что я сочувствую вам. Я обратил на вас только невольное внимание, как на пример жизнерадостности.
— Вы хотите сказать, мистер Рейс, эксцентричности. Мы, американцы — эксцентричный народ. Конечно, бриллиант можно купить другой, и черную жемчужину можно купить. Но неприятно, когда остаешься, как рак на мели! Это даже гораздо хуже, чем если бы солидная банкирская контора отказалась платить золотом по моему чеку!
«Что, если ты сам, голубчик, стибрил у себя и часы с цепочкой, и булавку, и кольцо? — подумал Кристофер, которому приходилось в своей практике встречаться с разными чудаками. За удовольствие обратить на себя всеобщее внимание они готовы проделать что угодно. — Не имеем ли мы тут дело с моральной заразой — с местной эпидемией чудачества?»
Мистер Смитсон словно догадался, о чем думает Кристофер.
— Ба, господа, я бы скорее допустил, что я сам себя обокрал, чем такой нелепый волшебный случай! Но, к сожалению, карманы мои пусты.
Он вывернул все свои карманы.
— Прелестные леди, простите меня за неприличное поведение. Высокоуважаемые мистеры и сэры, прошу вас, выйдемте со мной и обыщите меня. Я буду вам несказанно благодарен, я сомневаюсь в себе самом.
Мужчины ушли с мистером Смитсоном — не для того, чтобы обыскать, но чтобы ободрить его. Он старался шутить и смеяться, а на самом деле был расстроен.
— Мистер Рейс, — сказал он в курительной комнате, — у вас скептическое лицо, но вы внушаете мне доверие.
— Благодарю вас.
— Вы предполагаете, что у меня есть секретный карман. А? С позволения вашего, господа, я разденусь.
— Не надо, не надо! — раздались голоса.
— Я хочу остаться в собственных своих глазах честным коммерческим человеком, который торгует реальными продуктами. Признателен за кредит. Но требую ревизии моей состоятельности.
По его настоятельным просьбам, платье его было осмотрено. Кристофера особенно заинтересовало такое настроение мистера Смитсона, и он не поцеремонился с ним. Привидение забыло вынуть из его жилетного кармана только одну серебряную монету.
— Все-таки и это было великодушно с его стороны, — сказал с улыбкой Кристофер.
— Жму вашу руку за оказанную мне услугу. Теперь я окончательно убедился, что есть таинственное… Есть что-то — не правда ли?.. — с торжеством спрашивал Смитсон. — А вы верите в привидения, мистер Рейс?
— Нет, — спокойно сказал Кристофер.
— Несмотря на?..
— Несмотря на…
— Чем же объясняете вы происшествие?
— Не знаю.
— Дарвин не верил в Бога, но, когда его спросили, как же произошел мир, он тоже отвечал: «Не знаю», — проговорил, на минуту вынув сигару изо рта, путешествующий профессор. — Такая философия называется агностицизмом.
Стали говорить о привидениях и духах и о том, что агностицизм — хорошая философия, но ничего не объясняет. У кого были деньги, тот придерживал их рукой в кармане. В особенности крепко держал свой кошелек профессор.
VII
Все бледнеют
Кристофер старался сохранить в возможной ясности свой ум; но он должен был сознаться себе, что ум его был в постоянном смятении. Он ничего не понимал. Приключение было необыкновенно странное. И смущение его увеличилось, и мысли утратили свою логическую последовательность, когда в роскошной столовой повторились пропажи драгоценных вещей и денег. Не уберегся профессор.
Садясь за обед, он решил не выпускать из левой руки дорожных денег. Но не успел он дойти до второго блюда, как почувствовал, что в руке его, глубоко запущенной в брючный карман, ничего уже нет.
— Вот тебе и агностицизм! — горестно вскричал он.
В то же время пропали часы и изумруды у почтенной немецкой графини. Спустя несколько дней пострадала и молоденькая американка. У нее был черный бриллиант, которым она очень дорожила и который для безопасности носила на груди, под корсажем.
Все это так подействовало на Кристофера Рейса, что он постепенно потерял аппетит, стал бледен и угрюм. Он заметил также, что после каждой пропажи мисс Сидни Честер становилась бледнее и бледнее. Впрочем, на всех лицах в Вуд-Хаусе лежала печать угнетенности. Чтобы выйти из этого подавленного состояния, гости поневоле прибегали к вину. Мрачен был сэр Уолтер Равен.
Однажды в курительной он перекинулся несколькими словами с Кристофером Рейсом.
— Вы заметили молчаливого джентльмена за третьим столом справа, появившегося неделю тому назад, после истории со Смитсоном?
— Заметил.
— Он неизменно занимает одно и то же место. Как вы думаете, кто он?
— Он напоминает мне магистра богословия, ожидающего пасторского места.
— Это сыщик.
— А! — вскричал Кристофер. — Ну, и что же?
— Ничего. Он собирается уезжать завтра. Обыкновенная история. Сегодня он вставил в пластрон три золотые запонки, но вор с презрением, должно быть, отнесся к этим драгоценностям, потому что обед кончился благополучно.
— Странно, что вор, если он призрак, делает такое различие между ценными вещами и не ценными. Вещицы в каких-нибудь десять шиллингов его уже не соблазняют.
— Странно, — повторил сэр Равен и выпустил кольцо дыма. — Скажите, вы удобную выбрали себе комнату?