— Как раз то, что мне нужно! — сказал доктор.
И сверхщипцы заработали снова. На этот раз процедура извлечения отняла несколько больше времени — доктору Мейеру необходимо было действовать ощупью, пока он не почувствовал, что ядро зажато губами щипцов. В конце концов ему это удалось, и он положил ядро перед нашими глазами на стол.
Я, как «Фома неверный», не удовлетворился, пока не осмотрел совершенно нетронутую скорлупу и не потряс ее возле уха. Нет, ничто не болталось внутри, легкость оболочки служила вторым доказательством, что чудо извлечения ядра без нарушения целости наружной коры осуществилась блестяще.
— Теперь произведем опыт над живым существом, — воскликнул доктор. — Пойдем ко мне в лабораторию. Сейчас мы произведем интереснейший эксперимент над моим пациентом.
Профессор Баннинг накинул на себя купальный халат, надел туфли, и мы отправились в лабораторию. «Пациент» доктора Мейера оказался «Вильгельмом» — тоггенбергским козлом, которого он предназначал для некоторых медицинских опытов.
— Вот прекрасный случай проверить ходячее мнение об универсальности козлиного аппетита, — шутливо приступил к делу Мейер. — На этот раз воспользуемся моими икс-лучевыми окулярами. Вы их видали?
Мы покачали головами.
— Ничего особенного в них нет. Тот же принцип, что и в флуоресцирующем экране, только для удобства системе придана форма наглазников. Я пользуюсь ими, когда работаю за этим специального устройства операционным столом. Вот здесь, видите, пристроена рентгеновская трубка, расположенная так, что Х-лучи проходят сквозь тело, лежащее на столе.
Доктор поднял Вильгельма, перенес его на стол и привязал ремнями. Потом он включил контакт, приводивший в действие рентгеновскую трубку, и надел окуляры. А чтобы и мы могли наблюдать опыт, он снабдил и нас такими же флуоресцирующими наглазниками.
Мы сразу увидели, что в желудке козла были какие-то посторонние предметы. Доктор Мейер взял сверхщипцы и начал манипулировать рукоятками. Инструмент снова исчез из глаз, за исключением рукояток. Но на этот раз доктору Мейеру, по-видимому, не так-то легко удалось придать щипцам надлежащее положение.
— Вот странно! — воскликнул он. — Какое-то совершенно особенное ощущение. Точно наталкиваешься или на легко уступающую среду или, напротив, на сильный встречный поток воздуха или воды. Посмотрите — вот в этом направлении движение совершается совершенно легко. Но мне приходится напрягать все свои силы, чтобы сообщить щипцам движение в обратную сторону.
Рядом самых осторожных манипуляций, при значительной затрате мускульного труда, доктор добился, наконец, того, что сверхщипцы приняли надлежащее положение. Тогда он сомкнул обе рукоятки — и в этот момент губы щипцов появились на экране в роли трехмерного предмета в желудке козла. Затем он по очереди извлек следующую коллекцию: железный болтик, три гонтовых гвоздя, вентильный колпачок от автомашины, мраморный шарик и две французских булавки. Во время всей операции козел не переставал выводить свое «мэ-ээ! мэ-э! мэ-э!». Но, очевидно, не испытывал никакой неприятности, когда четырехмерные щипцы копошились в его внутренностях.
— Ну вот — какое вам еще нужно доказательство, что щипцы действуют без отказа, — сказал после этого профессор Баннинг. — Теперь остается только испробовать их на моих печеночных камнях. Я голосую за то, чтобы мы сделали это сейчас же.
Доктору Мейеру, видимо, тоже не терпелось приняться за самый решающий опыт.
— Да будет так, — согласился он. — Но только надо послать за моим братом. Хоть я и не опасаюсь никаких осложнений, а все-таки лучше, если при операции будет присутствовать и второй хирург.
Доктор Джулиус Мейер пришел сразу же. Он уже раньше достаточно подробно слышал от брата про четырехмерные щипцы, и дополнительные объяснения поэтому заняли самое короткое время.
— Не надо ли каких-нибудь особых приготовлений? — осведомился пациент.
— Едва ли в этом есть необходимость. Но, конечно, я должен стерилизовать сверхщипцы. Кроме того, держите наготове банку с эфиром, Джулиус, — на всякий непредвиденный случай. Впрочем, судя по тому, как вел себя козел, я уверен, что нам и это не понадобится.
Профессор Баннинг, как был, в сорочке и халате, улегся на операционный стол. Доктор Пауль Мейер включил Х-лучи и вооружился флуоресцирующими окулярами.
Приступив к управлению сверхщипцами, он опять указал на трудность, с которой инструмент передвигался в одном определенном направлении, в то время как в других направлениях манипуляции совершались без малейшего труда. Однако, ему удалось ввести губы щипцов внутрь тела пациента, где мы могли отчетливо видеть их при помощи наших икс-лучевых очков. После неоднократных попыток он водворил конец щипцов внутри желчного пузыря, где смутно вырисовывались коварные желчные камни. Все это время профессор вполне сознавал все происходившее.
— Чувствуете боль? — спросил хирург.
— Никакой.
— Какое-нибудь особенное, необычное ощущение?
— Пока — ничего. Ой-ой! вот сейчас кольнуло. Впрочем, не слишком сильно.
— Да, я слегка ущипнул вашу печень, — объяснил доктор.
Вот тут-то и случилось ужасное. Внутренности профессора Баннинга, которые мы все время наблюдали посредством X-лучей, вдруг как будто растаяли. Еще несколько секунд — и ребер его не стало видно. В то же мгновение доктор Мейер вскрикнул с отчаянием:
— Меня что-то тянет!
Я сбросил окуляры и подскочил к нему.
— Не могу ли я помочь вам?
— Нет — отойдите подальше! Что это?., посмотрите на мои руки!
У меня кровь застыла в жилах! Его руки были как будто отрезаны до локтей. Остальная часть рук исчезла вместе с рукоятками щипцов!
Кинув взгляд на профессора Баннинга, я к ужасу своему увидел, что последние остатки очертаний его тела растаяли, как облако.
Тем временем, и плечевые части рук доктора Мейера, так же, как и часть его груди, «растаяли». Брат кинулся к нему и обхватил его около пояса, как будто хотел оттащить его назад. Но это было все равно, что ловить руками клубы дыма. Последние слова, сказанные доктором Паулем Мейером, были: «Умоляю!., пустите, не поможет!..» Со стоном отчаяния брат выпустил его из своих объятий. Еще секунда — и не осталось и следа ни от доктора П. Мейера, ни от профессора, ни от сверхщипцов…
Мы с Джулиусом Мейером смотрели друг на друга, оцепенев от ужаса. На его лице я читал отражение тех же ощущений и потрясений, которые так мучительно переживал я сам, — скорбь, недоумение, тревогу и — сильнее всего — чувство животного страха.
Он первым прервал молчание.
— Что же теперь делать?
— Надо дать знать полиции, — пробормотал я.
— Нет! Не делайте этого. Может быть, это еще преждевременно. Посмотрим, не сможем ли мы своими средствами чем-нибудь помочь. Вы лучше меня знакомы с обстоятельствами этой злополучной четырехмерной затеи. Посоветуйте что-нибудь.
— Может быть, они все еще в этой комнате, но только стали невидимками, — предположил я.
На основании этой гипотезы мы обошли всю комнату, ощупывая каждый ее уголок. Не ограничиваясь этим, мы поставили стул на снабженные колесами носилки, на которых обычно доставляют в операционную больных, и я тщательно обследовал потолок, между тем как Мейер транспортировал меня с места на место.
Я должен был знать всю бесполезность этой процедуры, так как существо, проникшее в пространство четырех измерений настолько, что оно перестало быть видимым, конечно, делалось столь же недосягаемым, сколь оно было невидимым. Но все-таки в подобном страшном и критическом положении лучше было предпринять хоть что-нибудь, чем оставаться бездеятельным. Промучившись около часа, мы должны были признать свою беспомощность. Теперь нам понятны были чувства моряка, который знает, что на многосаженной глубине под килем его корабля тридцать храбрецов медленно умирают ужасной смертью в выведенной из строя субмарине — и совершенно бессилен помочь им.
Наконец Джулиус Мейер потерял всякую надежду.
— Мне кажется, — сказал он, — теперь ничего больше не остается, как сообщить в полицию. Но чувствую, как трудно нам будет объяснить обстоятельства исчезновения моего брата и профессора Баннинга.