Выбрать главу

Сэмпсон скривился.

- Я тоже предупреждал, что сила в метафизике. Все-таки мне кажется, что это наглядный пример.

- Да... Но доктор, а предположим все наблюдатели ошибаются? Предположим, что существует множество миров и множество реальностей. Предположим, что это всего лишь одно произвольное существование из бесконечного числа возможных. Или предположим, что сама природа реальности способна к изменению, и каким-то образом я его воспринимаю?

Сэмпсон вздохнул и машинально пристукнул линейкой маленькую зеленую крысу, копошащуюся у него под полой пиджака.

- Ну, вот, - промолвил он, - Я не могу опровергнуть ни одно из ваших предложений. Мне кажется, Том, что нам лучше обсудить сон целиком.

Лэниган поморщился.

- Я бы не хотел. У меня такое чувство...

- Знаю, знаю, - заверил Сэмпсон, отечески улыбаясь. - Но это прояснит все раз и навсегда, разве нет?

- Наверное, - согласился Лэниган. Он набрался смелости и выдохнул: - В общем, начинается мой сон...

На него налетел страх. Он почувствовал неуверенность, слабость, ужас. Попытался подняться с кушетки. Нависшее лицо доктора... блеск металла...

- Расслабьтесь... Успокойтесь... Думайте о чем-нибудь приятном...

Затем Лэниган, или мир, или оба - отключились.

Лэниган и (или) мир пришли в себя. Возможно, время шло, а возможно, и нет. Все, что угодно, могло случиться, а могло и не случиться. Лэниган сел и посмотрел на Сэмпсона.

- Как вы себя чувствуете? - спросил Сэмпсон.

- Отлично, - сказал Лэниган. - Что произошло?

- Вам стало плохо. Ничего, все пройдет.

Лэниган откинулся на спинку и постарался успокоится. Доктор сидел за столом и что-то писал. Лэниган с закрытыми глазами досчитал до двадцати и осторожно открыл. Сэмпсон все еще писал.

Лэниган огляделся, насчитал на стенах пять картин. Внимательно изучил зеленый ковер и снова закрыл глаза. На этот раз он досчитал до пятидесяти.

- Ну, может быть, теперь можете рассказать? поинтересовался Сэмпсон, откладывая ручку.

- Нет, не сейчас, - ответил Лэниган. (Пять картин, зеленый ковер.)

- Как хотите, - развел руками доктор. - Наше время заканчивается. Но если вы подождете в приемной...

- Нет, спасибо, пойду домой.

Лэниган встал, прошел по зеленому ковру к двери, оглянулся на пять картин и лучезарно улыбающегося доктора. Затем вышел через дверь в приемную, через приемную и наружую дверь в коридор к лестнице и по лестнице.

Он шел и смотрел на деревья с зелеными листьями, колышущимися слабо и предсказуемо. Было транспортное движение - чинно, в одном направлении по одной стороне, а в другом - по другой. Было небо - неизменно голубое.

Сон? Лэниган ущипнул себя. Щипок во сне? Он не проснулся.

Он закричал. Воображаемый крик? Он не проснулся.

Лэниган находился в мире своего кошмара.

Улица на первый взгляд казалась обычной городской улицей.

Тротуар, мостовая, машины, люди, здания, небо над головой, солнце в небе. Все в норме. Кроме того, что ничего не происходило.

Асфальт ни разу не вскрикнул под ногами. Вот возвышается Первый национальный городской банк; он был здесь вчера, что само по себе достаточно плохо; но гораздо хуже, что он наверняка будет здесь завтра, и через неделю, и через год. Первый Национальный городской банк (основан в 1892 году) чудовищно лишен возможности превращений. Он никогда не станет надгробием, самолетом, костями доисторической живности. Он неизбежно будет оставаться строением из бетона и стали, зловеще настаивая на своей неизменности, пока его не снесут люди.

Лэниган шел по застывшему миру под голубым небом, дразняще обещающим что-то, чего никогда не будет. Машины неумолимо соблюдали правостороннее движение, пешеходы переходили дорогу на перекрестках, показания часов в пределах нескольких минут совпадали.

Город где-то кончался. Но Лэниган знал совершенно точно, что трава не растет под ногами; то есть, она растет, безусловно, но слишком медленно, незаметно для чувств. И горы возвышаются, черные и угрюмые, но гиганты замерли на полушаге. Они никогда не промаршируют по золотому (или багряному, или зеленому) небу.

Сущность жизни, как-то сказал доктор Сэмпсон, изменение. Сущность смерти - неизменность. Даже у трупа есть признаки жизни, пока личинки пируют на слепом глазе, и мясные мухи сосут соки из кишечника.

Лэниган осмотрел труп мира и убедился, что тот окончательно мертв.

Лэниган закричал. Он кричал, пока вокруг собирались люди и глядели на него (но ничего не делали и ни во что не превращались), а потом, как и полагалось, пришел полицейский (но солнце не изменило его форму), а затем по безнадежно однообразной улице примчалась карета скорой помощи (на четырех колесах, вместо трех или двадцати пяти), и санитары доставили его в здание, оказавшееся именно там, где они ожидали, и было много разговоров между людьми, которые и оставались сами собой, в комнате с постоянно белыми стенами.

И был вечер, и было утро, и был первый день.