Выбрать главу

БОНДЖИ: А другой на кого наметан? На мужиков?

МУЖЧИНА: Ты красивая, как кинозвезда.

БОНДЖИ: Так я и есть кинозвезда: звездю в фильмах для мальчишников. Но у меня есть профессиональная честь — я работаю только у лучших режиссеров.

МУЖЧИНА: А ты случайно не в курсе, где можно разжиться этими фильмами?

БОНДЖИ: Зачем тебе порнуха, если у тебя есть я?

МУЖЧИНА: Есть ты? У меня есть ты?

БОНДЖИ: Ну конечно. В любое время.

МУЖЧИНА: А твоя сестренка?

БОНДЖИ: На фига тебе сдалась сестренка? У тебя же есть я. Тебе мало?

МУЖЧИНА (покаянно): Да-да-да, ты просто супер. Я не хотел обидеть.

БОНДЖИ: Ладно, проехали. Я покладистая.

МУЖЧИНА: Скажи мне одну вещь: почему именно я? Почему ты подошла ко мне? Наверно, почуяла что-то необычное.

БОНДЖИ: Почуяла?! Да я офигела! Любая женщина сразу смекнет, что ты — просто огонь!

МУЖЧИНА: Так мне все говорят. Женщины как-то понимают, что я кобель.

БОНДЖИ: Так вот что торчит у тебя в штанах — кобелиный хвост!

МУЖЧИНА: Этот хвост не даст тебе спуску.

БОНДЖИ: Я вся аж горю в предвкушении.

МУЖЧИНА: Я и сам немного горю. Может, пойдем выпьем?

БОНДЖИ: Я не только выпью с тобой, но еще и поужинаю. Поедим прямо здесь (показывая на соседний ресторан).

МУЖЧИНА: Но это же страшно дорогое заведение. Я‑то имел в виду по стаканчику на нос — ну, может, по два. Я не могу себе позволить…

БОНДЖИ: Ты что, не кормилец, не добытчик? Ну вот я и дам тебе шанс раздобыть хлебца, помогу тебе реализоваться как мужчине.

МУЖЧИНА: Если я угощу тебя ужином, это чем-нибудь закончится? Ты же не сбежишь, как только поешь?

БОНДЖИ: От такого знойного кобеля?!

МУЖЧИНА: Да нет, вряд ли: хорошего мужика в наше время днем с огнем не сыскать. Хорошо, пошли.

По дороге к ресторану он берет БОНДЖИ за руку, но та вырывается. Он берет снова, и БОНДЖИ опять вырывается.

БОНДЖИ: Зачем тебе держаться за руки? Мы же не любовники.

МУЖЧИНА: Наверно, это во мне романтик взыграл.

БОНДЖИ: Но в чем смысл? Тебе приятно? У тебя что, половые органы на руке?

МУЖЧИНА: А что здесь такого? Когда твоя рука лежит в моей, у меня аж мурашки по коже.

БОНДЖИ: Просто у тебя короткозамкнутая нервная система — все дороги ведут в Рим, а все нервные окончания мужчины ведут к его члену.

Они усаживаются за столик. Официантка приносит меню и воду.

МУЖЧИНА: Никак не могу прийти в себя: как прозорливо ты выделила меня из толпы на улице! Но я, разумеется, очень рад. Какая ты славная, нежная!

Он подсаживается ближе и засовывает руку ей под рубашку.

Дай потрогать твою пухлую грудку.

БОНДЖИ: Слышь, Чарли…

МУЖЧИНА: Элвин. Элвин Кунц.

БОНДЖИ: Убрал нахер руку с моей груди!

ЭЛВИН: Постарайся следить за выражениями: неприятно, когда женщина ругается.

БОНДЖИ: Будь любезен, убери руку с моей груди?

ЭЛВИН: Да брось, никто же не видит. Просто чуть-чуть ущипну.

БОНДЖИ: Убери свою обезьянью лапу с моей груди, или я пну по твоим большим, жирным, волосатым ногам!

ЭЛВИН: Ладно, ладно! Постараюсь быть паинькой.

БОНДЖИ: Хорошо. А теперь давай поговорим, как приличные дамы и господа.

ЭЛВИН: Ладно. Расскажи о себе. Ты счастлива?

БОНДЖИ: Не могу сказать, что я очень несчастна — у меня куча прикольных воспоминаний. (Ностальгически.) Помню, один раз плясала на груди у мазохиста, и пришлось взять с него десять баксов приплаты за ущерб. Нас еще познакомил пидор Лялька, который предложил на нем потоптаться, но он хотел только женщину. Сказал: «За кого ты меня принимаешь? За извращенца?»

Она вскакивает.

Вот как, ребятки, танцуют чечетку на груди.

Она пускается в бешеный пляс с притопом.

У меня к этому талант!

ОФИЦИАТКА (поспешно подбегая): Вы отдаете себе отчет, где находитесь? Пожалуйста, сядьте, или мне придется попросить вас уйти.

БОНДЖИ (усаживаясь): Боже ж ты мой. Что ни день, новая грудная клетка. А помнишь скромнягу в баре «По воскресеньям — шиш»? Знаешь, почему он был таким скромным? Да потому что у него не хватило смелости попросить ее станцевать у него на груди, и тогда он пошел на компромисс: они позвали группу «Базуки», и те все вместе обоссали его с ног до головы. Еще припоминаю Макгрю Шустрого Курка: не успел спустить штаны, как уже натягивал их обратно. (Вздыхает.) Эх, воспоминания!