— Нам нужно брать на север, там есть пара деревень по пути, где мы сможем заночевать, — говорит Чонгук, стойко игнорируя намеренно допущенную ошибку.
— Там есть трактиры?
— Нет. Но если помочь местным жителям с какой-нибудь пакостью, по типу барабашек или оборотней в полную луну, — полный торжества и скрытого ехидства взгляд на Хосока, — то можно рассчитывать на кров над головой.
— Но барабашек же не существует, — растерянно тянет Чимин, озадаченно хмурясь.
— Как удачно, что местные жители этого не знают, верно?
Хоби еле подавил шипение, рвущееся из груди: этот парень напрягает его до зуда в пальцах, и он ждёт не дождётся, когда же тот свалит, помахав ручкой на прощание.
— Если все готовы, можем выдвигаться, — подытоживает Нам, резко оказываясь в седле. — Да и наши импровизированные каникулы не вечны — Джин пусть и заболтал преподов, но отпросить нас получилось не более, чем на месяц.
— Тогда тем более — едем, — подхватывают остальные.
Чонгук наблюдает за ними с грустью, с лёгкой примесью зависти: они выглядят такими разными, но при этом воспринимаются вместе, как нечто цельное — один сплочённый организм, где каждый готов глотку перегрызть за любого из тех, кто удостоен чести принадлежать этому кругу. У него такой дружбы не было никогда.
«Едем… »
***
В деревне они оказываются ближе к вечеру: невыносимо много времени убито на прокладывание дороги сквозь кучи коряг и валунов, на которые местные леса были так щедры в это время года.
С интересом оглядываясь по сторонам и ища хоть какие-то признаки жизни в этой, казалось бы, абсолютно пустой деревеньке, друзья и Чонгук, к ним прибившийся, осторожно рассёдлывают коней. У парня нет скакуна в резерве, а потому он передвигается вместе с любезно приютившим его Тэхёном, что неимоверно бесит Хосока, в котором враз проснулось дремавшее до этого чувство собственника.
— Эээй, есть тут кто?!
— Давай, покричи ещё громче, чтобы тебя точно услышала вся нечисть в этой округе, — Юнги кидает хмурый взгляд на смутившегося Гука.
— А этот гном дело говорит, — хмыкают откуда-то сбоку.
Все синхронно оборачиваются на звук: крепко сбитый мужчина в чисто крестьянском облачении, стоящий у одного из домов и хитро улыбающийся, не внушает доверия даже больше, чем Чонгук.
— Ну здрасьте, гости дорогие, я — Бан Джихён — старшина этой деревни, — произносит он, и Джин ощущает резкую антипатию к незнакомцу.
Маслянистые глазки, отвратительный запах потного тела, который чувствительные рецепторы эльфа улавливают даже на расстоянии в несколько метров — да и общее впечатление буквально орёт о том, что им следует уматывать отсюда как можно скорее.
Нельзя. Скоро стемнеет окончательно, а ехать по лесу глубокой ночью — не лучший вариант.
— Приятно познакомиться, — выдавливает Чонгук и по старинному обычаю этих земель преподносит Бану несколько «даров» в знак того, что они пришли с миром.
Ничего особенного: хлеб, парочка снадобий для лечения несложных болячек и пара пучков сезонных трав — но в обычае важна не столь ценность подарков, сколь чисто символическое проявление уважения.
— Хм, что же привело сюда столь обворожительных особ? — его взгляд задерживается на Юнги, и это сильно напрягает остальных, не понимающих, что могло послужить тому причиной.
Перед въездом в деревню, дабы не травмировать нежную психику обывателей, и не быть сожжёнными по вине банальнейших стереотипов, Нам наложил простенькую иллюзию, скрывающую крылья Мина, его клыки и очаровательные, но весьма красноречивые уши Сокджина. Может ли быть такое, что простой смертный, игнорируя магию, замечает что-то необычное в гостях? Да нет, исключено.
— Позвольте нам ненадолго задержаться в вашем поселении, — начинает Чонгук, которому, как наиболее сведущему в местных традициях, доверили почётную должность оратора. — Мы можем помочь вам с лечением больных и раненных взамен на ночлег.
— Что же… — тянет мужчина, — есть у нас одна тяжелобольная, никто не знает, что с ней такое. Думали, хворь какая, но наша знахарка только плечами пожимает, говорит, нет во всём мире хвори такой… губительной.
— Проводите меня к ней, — просит Тэхён.
Как ни странно, но помимо членовредительства и сюсюканий с Хосоком, Тэ, ко всему прочему, весьма неплохой знахарь. Когда из команды кто-то заболевает, все всегда идут к нему, и не было ещё ни разу, чтобы он не помог.
Откуда у него познания в области знахарства, Ким, впрочем, говорить отказывается, да друзья и не лезут — какая им, в сущности, разница, а раз Тэхён не говорит об этом, значит, и докапываться до него не стоит.
— Сей момент, — мужчина подзывает друзей, и они всей дружной ватагой топают в сторону покосившегося домика на краю достаточно маленькой деревушки.
— Великие звёзды, — шепчет Сокджин, смотря на ту самую тяжелобольную.
— Вот же гоблин, — вторит ему Тэхён.
Их двоих пустили к женщине, как самых сведущих в области медицины, причём как магической, так и самой что ни на есть традиционной, и если о Тэ уже было упомянуто, то у Джина это, скорее, было заложено природой: каждый эльф немного врачеватель, но не каждый врачеватель — эльф.
— Ты думаешь, тут можно что-то сделать?
— Я думаю, чего тут сделать нельзя.
Женщина, лежащая перед ними, выглядит не как человек, которому нужна помощь. Она, скорее, походит на человека, которому уже не нужно ничего.
Безжизненный, пустой взгляд, устремлённый в потолок, нулевая реакция на происходящее и нездоровый, серый оттенок кожи, местами уходящий в более тёмные пятна на теле — всё это не внушает оптимизма и надежды на скорое выздоровление.
— Святые духи, что с ней? Я никогда ранее не видел таких странных отметин, — Тэ мажет взглядом по почти чёрным пятнам на коже, подавляя рвотные рефлексы.
Вообще, знахарям и не такое приходится видеть каждый день, но у Тэхёна практика была раз в несколько месяцев, и то — более пустяковая.
— Не знаю, но я чувствую запах гнили, — Джин морщится. — Она уже не жилец.
— Но что мы скажем её односельчанам? Не думаю, что их устроит такой ответ.
— Нет, гоблин, давай телепортнём сюда некроманта и сделаем вид, что всё так и задумано, — вскипает Сокджин, но быстро берёт себя в руки и выходит из избы.
— Что там? — интересуется Нам и ойкает от неожиданности, когда эльф хватает его за рукав и оттаскивает в ближайшие кусты: проводить серьёзные разговоры именно там, кажется, становится традицией.
— Её не спасти, — зашептал Ким на эльфийском.
Ещё одна особенность вампира — невероятная способность к изучению языков. Юный, по меркам вампиров, парень, свободно говорит аж на пяти языках, среди которых: человеческий, гоблинский, троллий, диалект, характерный вампирам, проживающим в местности, где он родился, и, собственно — эльфийский. Сказать, что это удобно — не сказать ничего, ведь так они могут общаться в малознакомых местах без риска быть подслушанными — всё-таки, очень мало не эльфов говорят на их языке, из-за достаточной сложности и витиеватости некоторых слов и выражений.
— Почему?
— Необычные симптомы и реакции организма. Я не стал говорить Тэ, но я подозреваю, что это — порча.
— Непереводимое ругательство на эльфийском.
— Как никогда солидарен. Но что нам делать?
— Пытаться лечить. Если не выйдет — говорить. Пожалуйста, Джин, я не верю, что ты сможешь сдаться, даже не начав сражение.
— Боюсь, что это сражение проиграно заранее, — бросает Сокджин и вылезает из кустов, крайне озабоченный и недовольный.
***
Прошло два дня с тех пор, как они в деревне: большая часть друзей занимается методичным пополнением припасов в виде трав и пищи, основная часть которых была неожиданно быстро израсходована, пока Сокджин и Тэхён в отчаянии бьются над несчастной тяжелобольной.