— И вообще, зачем говорить о печальном… — шепчет девушка, склонившись совсем низко к парте, а пальцы быстро порхают по экрану, открывая анкету в профиле.
Заполнено по минимуму: ВанТэ, возраст 18 лет, город тот же, где живет Сыльги. Музыкант. И все.
— Немногословен. Младше. Увлекается музыкой — маловато будет, — делает выводы Сыльги, вновь возвращаясь к переписке.
Она щёлкает на строчку ввода сообщения, перед этим не забыв бросить взгляд на учителя, лениво диктующего домашнюю работу. Убедившись, что ему все так же дела нет до класса, быстро набирает ответ:
«А как же «клин клином вышибают?»
На разлинованном экране чата тут же начинает бегать карандашик обратного ответа:
«Ты еще веришь в это, нуна? А вроде такая взрослая.»
— Значит не одна я пошарилась по профилю, — фыркает вполголоса Сыльги, потирая висок, где застучала венка от наглого «нуна». — И каков наглец, смотри-ка…
«Мы с тобой не близки, чтоб ты мог называть меня нуна».
В этот раз ответ долго не приходит. Сыльги успела разложить учебники на следующий урок, сходить в туалет и смыть раздражающую косметику, постоять около стенки, подпирая ее пяткой. Одноклассницы вьются стайкой неподалёку, опять обсуждая очередного красавчика, проплывшего мимо, и Сыльги снова ощущает ее, эту прозрачную стенку, толщиной в 2 года разницы и в тысячи километров пережитых переездов.
Одиночество в коллективе — особо болезненное. Ты можешь этого не ощущать, не осознавать. Ты иногда можешь его искать, сознательно отгораживаясь от чужого липкого интереса и бессмысленного общения. Но однажды одиночество все равно тебя догонит, накроет волной и швырнет на берег, задыхающуюся и растерянную, нагруженную солидным набором комплексов и страхов, будто камнями со дна. Одиночество наградит тебя чувством вины, тоской, переживаниями. Оно же проводит тебя до пустыни: бесконечной, затерянной во времени и в пространстве. До пустыни под названием депрессия. И ты забудешь, что такое быть счастливым и довольным.
Почему бы ей сейчас тоже не стоять в толпе девчонок и не щебетать восторгом, стреляя взглядами по сторонам в поисках ответного интереса? Два года не такая уж и большая разница в возрасте, чтобы быть далёкой от них, словно бабуся от малолеток. Это тоже все просто, и действует так же. Отключить мысли. Опять не думать о возрасте, не думать о том, что скоро жизнь опять разведёт их по разным уголкам страны, а то и мира. Просто, в конце концов, насладиться каждой минутой молодости.
Телефон в руках вибрирует сообщением, и Сыльги, склонив голову, впивается взглядом в загоревшийся экран.
«Так значит ты влюблена?»
«Словно первый раз в жизни», — вздохнув, пишет она заветное и болючее.
«Что ж… Ты пойдёшь со мной на свидание, нуна?»
«Пойду», — отбивает она сообщение и, оттолкнувшись от стены идет в сторону веселых одноклассниц.
========== Часть 7 ==========
Комментарий к Часть 7
Чем ближе день свидания с тем саксофонистом, тем больше дёргается Сыльги. Хотя с чего бы? У нее в загашнике еще пара назначенных встреч с незнакомцами. Но почему-то именно этот музыкант не дает ей покоя. Может что-то странное в его фотографии? Его силуэт, его руки, длинные изящные пальцы. То, как он обхватывает инструмент — есть что-то смутно знакомое, дергает нутро волнением. Сыльги часами разглядывает фотографию и никак не может успокоиться.
Парень ничего больше не писал, только кинул за пару дней до встречи название и адрес кофейни, где он забронировал столик. Название Сыльги незнакомое, а интернет поведал, что ехать туда придется долго. Но девушка не стала вредничать, не в ее интересах. Она катнула в ответ нарочито равнодушное «ок» и закрыла чат. В качестве клина, который для клина какая разница где встречаться.
Как назло тот клин, который она собралась вышибать, опять замелькал перед ней в школе. Нет, никаких тычков плечами и подножек в коридоре, теперь он просто… улыбается. Ходит мимо так близко, что видно тёмную полоску сбритой щетины над верхней губой, а под ней — самая яркая, самая хулиганистая, самая многообещающая улыбка. И Сыльги отворачивается ослепленная и каждый раз думает, что если с саксофонистом ничего не получится, она больше не будет пытаться. Смирится и встанет в строй раскатанных катком-Тэхеном несчастных.
В день свидания волнение достигает апофеоза. Непонятно чему разозлившись, она напяливает на себя повседневные джинсы, толстый свитер, собирает волосы в хвост. Мол, это все не важно, встретимся и разойдемся, надежды на то, что что-то получится почти нет. Зеркало в коридоре являет ей обычную скучную Сыльги, которая способна собственным хмурым видом только отпугнуть парня. Девушка зарычав, ломится обратно в комнату, сдирая вещи на ходу. Для чего тогда всё это затевалось на аватарку профиля, все эти шапки, ёлки, помпоны, если по факту она улыбается раз в пятилетку.
На злобный рёв из кухни выходит мама — редкий гость в их квартире, почти всегда полностью предоставленной Сыльги. Родителей через полгода опять переводят в военный гарнизон на другом конце мира, но Сыльги с ними уже не поедет. Она будет поступать в это время в университет. Поэтому мама сейчас старается проводить как можно больше времени дома, угнетенная чувством вины за то, что оставляет дочь переживать поступление в одиночку.
— О, мама, я в полной заднице… — хнычет Сыльги в открытый шкаф, когда та появляется на пороге. И тут же получает полотенцем по этой самой филейной части, обтянутой тонкими трусишками.
— Подвинься! — командует строго мать, и этим нотками невозможно воспротивиться, недаром она большой армейский чин. — У тебя столько одежды из-за рубежа, а ты, как мужик, в одних джинсах ходишь.
Сыльги потирает задницу, молча отходя от шкафа. Не говорить же, что та тоже не идеал женственности, променявшая юбки на военную форму. Хотя у матери нет выбора в чем ходить, как у Сыльги — воинский дресскод и все такое — в платьях не повоюешь. Да и когда маме надо, она и прихорошиться может, и принарядиться, это только дочке своей она не передала знаний, как выглядеть женственно.
С ее помощью дело пошло побыстрее, и теперь в зеркале на Сыльги смотрит хорошенькая девчонка в светлой блузке, в короткой тёмной юбчонке, в шубке нараспашку и в грубых тяжёлых ботинках. И все та же шапка с помпонами, как обязательный элемент. Лицо подкрашено уже не так, как может сама — раз-два и готово. Тут тебе и консилер, и хайлайтер, и кушон, и тинт, и много других страшных слов. Но ей нравится. Первый раз за долгое время она ощущает себя на свой возраст.
— Спасибо, мам! — выпаливает воодушевленная Сыльги, хватает сумочку и торопится за дверь, ведь ей еще ехать через весь город. Мать только прячет в полотенце по-военному скупую слезу гордости.
Когда Сыльги осоловевшая от долгого пути выползает из автобуса, снег, который начинал падать мелкими крупинками, разошёлся не на шутку, повалил огромными хлопьями, густо и медленно. Зимняя сказка закружилась вокруг девушки, и это так красиво, так воодушевляюще. Она поднимает голову к небу, ловит ртом пышные снежинки и смеётся так, словно на подступах ждёт ее какое-то замечательное, счастливое событие. Толпа обтекает ее на тротуаре, люди оглядываются и улыбаются, наверно она странно выглядит, смеясь в одиночестве. Но от каждой чужой улыбки ее настроение рвётся до запредельных высот. И даже предстоящее свидание вдруг обжигает предвкушающим восторгом.
— А вот и кофейня… — Сыльги замечает вывеску с знакомым названием и на волне эйфории, все ещё пряча в глазах смешинки, залетает внутрь, звеня колокольчиками на входе.