С одного из столика навстречу ей поднимается… Ви. В рубашке и строгих брюках, смущенный и настороженный. Он разглядывает Сыльги не таясь, скользя глазами от накрашенного, все еще улыбчивого лица, вниз по блузке и полам короткой, легкомысленно расстегнутой шубки. Взгляд темнеет, когда добирается до узкой юбчонки и ног, не спрятанных, как обычно, в джинсы. На лице буквально бегущей строкой: «какого хрена» и «я тебе сейчас все объясню». Но девушке и без объяснения все ясно. Это же Ви. Прибыл с очередной злой шуткой. Чтоб он, да не подговнял? Чтоб он, да не окончательно растоптал сердце? И это она ЕМУ написала, что бесконечно влюблена? Саксофонист чертов.
Улыбка горечью стекает с лица, Сыльги разворачивается и выскакивает обратно на улицу.
И снег уже не снег, а грязное месиво, в котором разъезжаются ноги, и люди уже не улыбчивые, а хмурые, еле-еле расходятся перед бегущей девушкой. Мимо мелькают бесконечные витрины, в которых отражаются огни реклам и она — смазанной быстрой тенью — бежит, не запоминая дороги. Может быть, когда она попадёт домой, слёзы и польются, смачивая засохшее, потрескавшееся сердце, но сейчас Сыльги так зла, так оскорблена его поступком — плач застрял где-то между гневными криками и сбитым дыханием.
На одном из перекрёстков, когда Сыльги замешкалась, столкнувшись с красным светом светофора, ее ловят за рукав шубы. Резкий рывок разворачивает на сто восемьдесят градусов, и там Ви — всклокоченный, без верхней одежды, с трясущимися губами. По твёрдым щекам расползаются смуглые пятна румянца, от широких плеч, обтянутых белой рубашкой валит пар. Его бьёт дрожь, но он крепко держит ее, пытаясь отдышаться. И слабое влюбленное сердце опять сбоит, опять гонит по венам тревогу. Сыльги в который раз сдувается — снова думает и переживает о нем больше положенного.
— Почему ты раздетый?! — кричит она, перехватывая его ледяную руку.
Ви тут же вцепляется в нее, переплетаясь пальцами, неопределённо машет головой в сторону, откуда она сбежала:
— Ты так быстро выбежала, я не успел, — он начинает тянуть ее за руку, понукая шевелиться: — Пожалуйста, пойдем, давай спокойно поговорим!
— Вернись в кофейню! — топает ногой рассерженная Сыльги.
— Я не вернусь без тебя!
— Я тебя прошу, иди обратно, ты заболеешь, — чуть ли не плачет девушка, упираясь и шагая назад, и их неловкий танец в снежном крошеве, облитый фарами проезжающих машин привлекает все больше и больше внимания. Несколько любопытных аджумашек остановились, внимательно наблюдая за их топтанием, словно им включили ежедневную дораму на сто сорок пятой серии.
Еще и вредный хулиган подливает масла в огонь. Оценив обстановку и накал любопытства окружающих, кричит звонко, громко, с нужной долей трагизма, привлекая к ним все больше и больше внимания:
— Я без тебя никуда не пойду, а если ты уйдёшь, буду здесь стоять, заболею и умру! — и содрогается крупной дрожью, пытаясь выдавить из себя жалостливую улыбку. Пар изо рта клубами валит у обоих, смешиваясь в одно облако перед их лицами.
Аджумы одобрительно гудят, а одна даже возмущается:
— Девонька, веди своего парнишу в тёплое место, а там хорошенечко отогрей!
— Что за чушь ты плетешь! Просто отпусти меня и иди обратно! — стонет Сыльги, не обращая на них внимание, вмиг смущенная картинами, как бы она его отогрела. Встряхивает помпонами и дальше продолжает дёргать рукой и пятиться.
— Хочешь упаду на колени? Хочешь? Тогда пойдёшь со мной? — подвывает гадкий школьник, подпустив в голос еще драмы и, действительно, начинает валиться в снежную кашу, добавив в сто сорок пятую серию зрелищности и страсти.
— Ты как будто замуж меня зовёшь, угомонись, какие колени! — Сыльги из последних сил тащит его за руку, почти закидывая на себя, не давая свалиться в грязное месиво.
Тэхен смеётся, кашляя и жмется к ней, обнимая поверх шубы. Он такой холодный, мокрый, рубашка стоит колом, задубев под снегом и ветром, сам он тяжело висит на девушке, в попытках чуть-чуть согреться, и Сыльги чувствует, как полноценная, грандиозная истерика накатывает на нее, лишая обычного спокойствия.
Еще и свидетели добавляют дровишек в топку бешеных эмоций.
— Айщ, какая вредная у тебя подружка!
— Ой, смотрите, раздетый парень, а такой хорошенький!
— Бросай свою ледышку, пока не заморозился окончательно, пошли с нами!
Тэхен прячет смех в ее макушку, без труда сопротивляясь тычкам по рёбрами и голосит еще громче, многословно жалуясь на холодность одной особы.
Что творится-то??? Сыльги сцепляет зубы, из последних сил пихает парня от себя, зло разглядывая этого непризнанного актёра больших и малых подмосток. Он не выглядит тем, кто готов сдаться, упрямо бычит голову, и хватка его пальцев не становится слабее.
— Черт с тобой, поганый манипулятор! — орет она и торопливым шагом устремляется в сторону кофейни.
========== Часть 8 ==========
— Никаких разговоров, пока у тебя не закончится чай, — цедит девушка и замечает, что он тут же замедляется, дуя и пробуя жидкость губами, словно маленький мальчик. Сыльги скрипит зубами и отворачивается.
Рубашка Ви все еще влажная, облепляет неприлично плечи, рисуя по ткани каждую мышцу. Морозный румянец все еще цветёт смуглым багрянцем по щекам, но накинуть на себя свое пальто вредный парень отказывается напрочь. И теперь добрая половина девушек в кафе буквально не сводит с него глаз, ловит каждое его движение и поворот головы. И презрительно оглядывают ее, будучи уверенные, что такой красоте нужно другое обрамление, а не сидящая рядом с ним девушка со злым и холодным лицом. И это так бесит, весь этот разочаровывающий вечер бесит до звёзд перед глазами, до остервенения. Сыльги яростно тискает салфетку и не стерпев, рвётся в бой:
— К чему все это?
— Что «это»? — Тэхен поднимает голову от стакана.
— Все это вранье?
— О чем ты? — прищуривается парень, отставив чай.
— Аккаунт в приложении, саксофон, восемнадцать лет. Восемнадцать! — задыхается от возмущения Сыльги. — А что не двадцать пять? Чтоб наверняка!
— А тебе что, нравятся постарше? — не остается в долгу Ви.
— Мне нравится правда!
— С чего ты взяла, что там нет правды? — начинает в ответ кипяться парень, его длинные пальцы сильнее положенного сжимаются на маленькой ложечке, и он рьяно начинает стучать ею по бортам стакана.
— С того и взяла! — повышает голос девушка, оглядывается на любопытные женские носы, которые скоро придвинут стулья поближе к эпицентру разборок, и уже тише бухтит: — Ты в предпоследнем классе старшей школы!
— А ты в последнем и что?
Изумление прилетает пыльным мешком по затылку, так же неожиданно и неприятно. Сыльги никогда не была дурой, но сейчас именно такой себя и ощущает. Она перестаёт что-либо соображать, вдруг растеряв весь свой боевой настрой.
— О чем ты сейчас говоришь? — растерянно спрашивает она.
Парень вздыхает, глядя на Сыльги, словно перед ним несмышленая малолетка, которая тупит на самых прописных истинах. Ложка в его изящных пальцах опять бодро колотится о стакан.
— «Я никогда тобой не интересовалась»… — горько кривит он губы, явно кого-то цитируя и сипло кашляет в кулак.
Его кашель настораживает Сыльги, расстраивает. Она хватает его ложку, прямо поверх чужой руки, прекращая мерзкий стук.
— Пей горячим! И объясни толком, что ты хочешь сказать?
Тэхен прикрывает тяжёлые веки, набирает полные лёгкие воздуха, чтобы рассказать что-то жутко важное, что колет Сыльги напряжённым ожиданием по затылку. Но их нагло прерывают. Над столиком зависает официантка, явно старше Сыльги, круглобедрая, грудастая, упругая — редкий экземпляр кореяночки, оттого и весьма наглый. Она демонстративно игнорирует Сыльги, обращаясь исключительно к парню: