— Почему при мысли об этом противном мальце в голове одни сплошные вопросы и ворох различных эмоций? — шипит девушка возмущенно, отбрасывая телефон куда-то на постель.
Тяжёлые раздумья заставляют ее бродить по комнате, ероша челку. Что, если она пойдёт? Ну что он с ней сделает? Не изобьет же в конце концов, не причинит боль. Да и пусть только попробует. Какой бы он не был злой, до такой низости он вряд ли дойдёт, так ведь?
— А может, действительно, есть шанс забрать обратно учебники и конспекты, тем более домашку еще сегодня делать? — говорит сама себе Сыльги, вдруг обретя призрачную надежду. — Всего-то немного потерпеть его шутеечки, послушать немножко оскорблений.
Скорее всего Ви учебники просто так не отдаст, какую-нибудь пургу взамен предложит, но она попробует со всей дипломатичностью и тактичностью уговорить его подобру-поздорову отдать чужое.
— Пхе-пхе, — вслух хмыкает девушка, начиная закидывать в рюкзак необходимую мелочёвку. — Как будто у дочери военных есть дипломатичность и такт. Ключевые слова «подобру-поздорову».
Была не была. Если есть хоть маленький шанс вернуть забытое, надо попробовать. Сыльги кидает взгляд на настенные часы. Если сейчас выйти, за 20 минут к назначенному времени она как раз подойдёт.
Девушка споро переодевается: джинсы, свитер под горло. Накидывает кожаную куртку, обувает лёгкие кеды, хватает рюкзак и выходит в прохладный осенний вечер.
***
Как же он ее раздражает. Слов нет. Сыльги уже три раза обошла этот сраный гаражный комплекс, но Ви так и не появился. Ее злость невозможно облечь в слова. Все нутро кипит от очередной жгучей обиды, дрожит от ярости и страха. Покажись он сейчас, так бы и врезала бы гаденышу.
Зловещая тишина пустынного места ее пугает. Безмолвие разбавляет только ветер, тревожно шуршащий остатками жёлтых листьев на деревьях, гоняющий их мягкие кучи туда-сюда по протоптанной дорожке. Полное ощущение какой-то надвигающейся неприятности.
Сыльги выдыхает долгим звуком, злобно пинает соседнюю гору сухих листьев. Не помогает. Ничто не помогает успокоиться. Она раздражённо вскидывает руку с часами к глазам, пытаясь разглядеть в осенней густой темноте их стрелки. Уже десятый час. Все. Баста. Сыльги итак посвятила этому месту и одному наглому школьнику времени больше, чем положено. Ни минуты лишней ждать не собирается.
Очередной 1:0 в пользу мелкого засранца.
Разворот на сто восемьдесят градусов, и быстрым шагом через территорию школы, прочь от неприятно пустынной территории.
Спустя пару десятков торопливых шагов она вдруг останавливается и чутко прислушивается. Эти звуки ни с чем невозможно спутать. Чавкающие глухие удары, когда чей-то кулак встречается с твёрдым телом, гулкое бряцанье от соприкосновения тяжелой обуви и туловища. Сорванные стоны, тяжёлое дыхание и рваные тихие выкрики.
На территории школы явно кого-то избивают.
Сыльги вытягивает шею в сторону звуков, вытирая вспотевшие от волнения ладони о грубую джинсу. Бьют явно несколько человек. Слишком частые удары, слишком много голосов. Двое? Трое?
Отсюда не понять.
— Будь проклят тот час, когда я решила, что прийти сюда будет отличной идеей. И будьте прокляты собственное любопытство и жажда справедливости, толкающие посмотреть, что там сейчас происходит, — шепчет она, медленно переставляет ноги по сухим листьям в темноте школьного двора, кусая губы и крепко сжимая лямки рюкзака никак не высыхающими ладонями.
Но кому сейчас сдался ее тихий шаг когда там так увлечены экзекуцией: гулко дышат, переговариваются насмешливо, вскрикивают, нанося каждый удар. Сейчас мимо них слон может галопом пронестись, никто и не заметит.
Девушка прижимается к стене школы, из рюкзака тянет телефон, чтобы не мешкая звонить в полицию и заглядывает за угол, не дыша.
В закутке между школой и подсобным строением, огороженными с другого конца забором, под светом пары тусклых фонарей трое громил бьют какого-то несчастного. Тот под градом ударов молча и упорно из раза в раз поднимается на ноги и пытается отбиться. Его снова и снова валят, добивают ногами, но упрямый парень нечеловеческими усилиями опять встаёт на ноги, чтобы снова упасть.
Что-то не даёт ей покоя. Какая мысль звенит на задворках сознания, заставляет замирать, настырно разглядывать парня, почти невидимого за спинами и ногами хулиганов. Знакомые плечи, какие-то знакомые длинные ноги, до ужаса знакомая светлая куртка. Сыльги в попытках разглядеть происходящее почти полностью показывается из-за угла, и вдруг, в один момент узнает. Понимание обжигает ее почти физической болью, давит колючим обручем на виски, вышибает воздух из легких.
Под беспорядочными тяжелыми ударами кулаков и тяжёлых ботинок встаёт, падает и опять встаёт гребаный мелкий гаденыш Ви.
В глазах темнеет. Приступ чистейшей ненависти нахлобучивает ее с размаху, и Сыльги яростно пытается продышаться, обуреваемая сонмом бешеных чувств, о происхождении которых подумает потом. Наверно.
Телефон падает в жухлую траву, пока она судорожно ищет в рюкзаке то, что всегда носит с собой. Пальцы нащупывают телескопическую дубинку, и рюкзак летит куда-то вслед телефону.
Да как они посмели… Нельзя даже пальцем… Убью гадов… — ни одной связанной мысли в голове, только крошево кровожадных картин с ней и теми козлами в главной роли.
Резкий взмах рукой, и дубинка со зловещим щелчком раздвигается. Она молча разбегается и без каких-либо сомнений опускает ее на затылок первого бугая.
***
— Ты выглядела такой грозной, моя свирепая малышка… — Ви сидит, утомленно облокотившись на кирпичную стену школы, морщится от прикосновений ее рук, методично ощупывающих его на предмет повреждений. — Где ты так научилась драться? С тобой опасно связываться…
— Вот и не связывайся, — хмурит брови та, обходя молчанием и его насмешливое обращение, и его вопрос. Не рассказывать же ему о суровых родителях и военной кафедре, ожидающей ее после школы. — И прекрати болтать.
Сыльги натужно изображает спокойствие, но на подходе грандиозная масштабная паника. И только мысли о том, что истерика сейчас вообще не к месту, останавливает девушку от рыданий. Лицо Ви в крови, ребра под ее руками ходят ходуном, и на каждом его вздохе в груди подозрительно сипит. Она аккуратно надавливает пальцами, старательно обходя мысли о крепком теле рядом, и парень откидывается головой на стену, болезненно шипя.
— Тебе надо в больницу… — Сыльги отнимает дрожащие руки, пытается подняться с колен, уже готовая бежать за телефоном, оставшимся в траве за углом, но их перехватывают, прижимают к теплой груди. — У тебя кровь… — она смущенно опускает голову, разглядывая их сомкнутые ладони: его такие большие и изящные, и ее — маленькие и крепкие. Боже, этот школьник в каждой своей черте, каждой частью тела — чертов идеал. Когда не ерничает и не насмехается, даже грязный и побитый — сносит Сыльги чердак одним своим существованием.
— Со мной все окей, подумаешь пара тумаков… — парень улыбается задумчиво и тут же стонет, трогая кончиком языка разбитые губы. — Не пойду я в больницу. На мне все заживает, как на собаке.
И вдруг начинает суетиться в попытках встать, пальцами скребет землю и жухлую траву по обе стороны от ног.
— Собака! Куда делась собака?
— О чем ты? Какая собака? — девушка пытается удержать его на месте, прижимает за плечи к стене, и парень охает у нее под руками. — Прости, я не хотела сделать больно, — шепчет Сыльги расстроенно, убирая ладони с ткани куртки.
— Все в порядке… — выдыхает Ви, протягивает ей руку, — помоги мне подняться… Эти уроды мучили собаку. Надо ее найти.