Но сегодня вообще не ее день. Сразу с утра. Главное, все длится и длится, никак не закончится и грозит стать апофеозом ее страданий, потому что Ви поводит торсом, хмурится и, поджимая губы кивает головой.
— Кажется есть… Надо проверить… — и сразу осуществляет задуманное, начав расстегивать рубашку в сантиметрах от ее носа.
— Я пойду поменяю воду, — отшатывается Сыльги, оглушенная картиной открывающейся смуглой кожи между полами рубашки, подхватывает чашку с бурой водой и скрывается за дверью.
========== Часть 3 ==========
У Сыльги дежавю, без шуток, потому что вернувшись, застает ту же картину: Ви раздраженно выкручивается из рукавов, шипя и морщась. Только вот… Мда… Как не готовься, все равно ослепляет.
Ее девичье любопытство, как магнитом клеится к обнаженному телу, тяжёлым вниманием скользит по гладкому сильному торсу, выхватывая мельчайшие подробности: напряженные мышцы шеи, взмахи ключиц, темные полукружья сосков. Плечи, грудь, руки, которые стоит увековечить в камне. В голову впервые закрадываются сомнения: неужели ЭТО тело принадлежит 16-летнему школьнику? Волна жара проходится по телу и задерживается внизу живота, ошпарив колкой пульсацией. Но потом взгляд наталкивается на наливающиеся цветом синяки, тут и там разбросанные по ребрам, и Сыльги вздрагивает. Вздохнув, на ватных ногах подходит к парню.
— А рукава расстегивать не пробовал?
— Как там щенок? — невпопад интересуется Ви, замерев, спеленутый рукавами, как смирительной рубашкой.
— Спит на кухне, — отвечает Сыльги, пристраивает рядом чашку, швыряет на кровать отцовские вещи и опять склоняется к школьнику.
И снова тот же ритуал: снять теперь рубашку и все-таки кинуть ее на пол к грязной куртке, подготовить тампоны и бинты, пройтись перекисью по стёсанному до крови. Только теперь близость в разы неприкрытее, откровеннее, бесстыжее. Сыльги, прячет розовые щеки за завесой волос и ищет в аптечке мазь от синяков, даже не представляя, как будет сейчас касаться тугих тёплых боков, мягкой кожи без преграды в виде бинтов и ваты. Что угодно, только не думать об этом.
— Что ты там делал? — спрашивает она, надеясь отвлечься разговором, медленно растирая мазь между пальцами.
— Где? — задумчиво тянет Ви, пьяным взглядом наблюдая за ее манипуляциями.
— Около школы…
Размазывать пахучую массу дальше некуда, скоро она вотрется в пальцы, леча их несуществующие синяки, и Сыльги с жалким сипом трогает первый кровоподтек. Тело вздрагивает под ее касаниями, она, склонившись низко, бездумно дует и продолжает наносить мазь.
— Так что? — спрашивает девушка снова, не дождавшись ответа. Поднимает глаза на школьника, но поймав лицом его горячие выдохи, смущается и опять возвращает все внимание на ссадины.
— Что?..
Сыльги фыркает, сдув с лица выбившиеся пряди волос. Кажется, кто-то тоже чувствует гнетущую атмосферу в комнате и тупит грандиозно. Не одной ей тут не сладко. Или… Сладко?.. От этих мыслей крыша норовит усвистеть прочь, ликуя и пугаясь. Но не зря второе имя Сыльги — рациональность. Сразу же вспоминается то, что парень избит и находится под действием таблеток. Конечно, он не в себе, удивительно, что еще в сознании. И от этих мыслей так стыдно: пока Сыльги умирает от похоти, Ви становится все хуже и хуже.
Поэтому она набирается терпения и повторяет:
— Еще раз. Что ты делал возле школы?
— Не поверишь. Мимо шёл, — не смотря на расхристанный вид, парень отзывается вполне бодрым тоном.
— Ты прав, не верю… — зыркает на него Сыльги из-под бровей и тут же шлепает по чужой руке. — Не трогай пластыри!
— Они меня раздражают, — виновато улыбается тот и тут же примирительно выставляет ладони, правильно оценив суровость ее лица. — Все, все понял! — мнётся и продолжает, опустив глаза: — Я, действительно, мимо шел. Я по четвергам хожу на… в общем, кое-куда хожу. И обычно иду другой дорогой. Но сегодня… — Ви замолкает, напрягшись, будто вспомнил что-то неприятное. Сразу стал похож на себя обычного — грубого и холодного.
— Что сегодня? — вопросительно вскидывает брови Сыльги, не отвлекаясь от синяков. Разговоры, и правда, помогают абстрагироваться — один бок уже обработан, пора переходить на другой.
— Сегодня… Сегодня я решил пройти через территорию школы, — твердо смотрит на девушку Ви, и она со всей ясностью понимает — он что-то скрывает и не спешит с ней этим делиться.
— И что дальше? — продолжает она пытать его вопросами.
— А дальше ты все знаешь. Нарвался на живодеров, сцепился и получил. И только дерущаяся, как Ван Дам нуна навтыкала хулиганам по первое число и отбила меня из их рук, — нотки нежности невозможно ни с чем спутать, и это так странно. Любой парень, особенно с самомнением, как у Ви оскорбился бы фактом, что его задницу спасла девушка, но этот, кажется… Гордится?
Сыльги удивленно качает головой.
Ссадины на втором боку закончились, и девушка ищет их еще, откидываясь на пуфике для лучшего обозрения. И находит. Нервный вздох рвётся сквозь зубы, лицо горит, пока она разглядывает обнаруженное. Даже неоднозначный разговор на минуту забылся. Ибо один синяк — на выпуклой груди, там где бьётся чужое сердце, второй — растекается по низу твердого живота, убегает краем под ремень джинсов.
— Послушай… — рисует она пальцами рядом с кровоподтеками, — Ты не мог бы сам вот тут…
— Ох… — в ответ хватается за ребра Ви, хмурит брови и морщится. — Что-то мне нехорошо. И мазь, как будто печёт? Чем ты меня намазала?
— О чем ты? Не должна она печь… — теряется Сыльги, разглядывая тюбик. — Она просто заживляющая, от ссадин и синяков.
— Нет? Значит показалось, — тут же отпускает ребра школьник, но продолжает кряхтеть и закрывать глаза, морща нос. — Все равно болит…
Его скорбный вид, лицо, полное страдания заставляют Сыльги засовеститься. Сцепив зубы, она принимается наносить мазь на грудь, лёгкими движениями пальцев касаясь теплой кожи. Она сегодня не заснёт — рвет в клочья душу передоз ощущений. Ведь если замереть, оставить руку там, можно почувствовать как стучится в ладонь гулкое сильное сердце. Сыльги гипнотизирует взглядом движения руки и почти не слышит вопроса, бабочкой вспорхнувшего между ними.
— Почему ты решила, что это я тебе написал?
— А?.. Что?.. — непонимающе хмурится девушка, только что размазанная по асфальту нечаянным касанием пальца по острой горошине соска.
— Мне до сих пор не по себе. Ты так плохо относишься ко мне? Я никогда бы не подверг тебя опасности.
Рука тут же падает, как плеть. Все зло, причиненное Ви, кадрами фотопленки проносится перед глазами, взывая к здравому уму.
— О чем ты говоришь? — раздраженно выплёвывает слова Сыльги. — Ты все так быстро забываешь? Все те неприятности, причинённые тобой — только развлечения со скуки? Сделал и забыл?
— Что за хрень? — пораженно смотрит школьник, схватив ее за руку. — О каких неприятностях ты, черт возьми, сейчас толкуешь?
— Ну как же… — отворачивается Сыльги, выдергивая ладонь из крепкой хватки. — Оскорбления на доске, порча имущества, мелкие пакости — не твоих, что ли, рук дело?
Обида, копимая месяцами, сейчас грозится вылиться наружу слезами, и это так некстати. Только не сейчас, только не перед ним. Она все месяцы была сильная, равнодушная, достигла полного дзена (почти), а сегодняшний вечер выбил из колеи, растравил душу. Переживания за избитого хулигана, его странная нежная близость заставили забыть о всех злых поступках. Сыльги кусает губы, щурит глаза в жалких попытках удержаться от бабского рёва.
Лицо Ви, меж тем из изумленного превращается в обиженное.
— Так вот, как ты все это время думала…