Я отхлебываю виски из бутылки, и горло охватывает знакомый сладкий жар. Я всегда думаю о Софи, когда пью. Странное чувство – любить кого-то до боли.
Я звоню Хелен.
– Как там Обри? – спрашиваю я.
– Есть какие-нибудь новости? – говорит она срывающимся от волнения голосом.
– Нет. Ничего, тишина. Как Обри?
– Она не понимает, что происходит, так что все хорошо.
Ее голос начинает дрожать еще сильнее. Легко забыть, что за ее холодной, бесчувственной маской скрывается настоящий человек. Знаю, нехорошо так думать. Но она всегда казалась мне такой.
– Фрэнк вне себя от ярости, – говорит она, отстраняясь от эмоций, которые причиняют ей боль.
– Чем он занят?
– Сидит в кабинете. Обзванивает всех подряд – от ФБР до журналистов.
– ФБР?
– Фрэнк уверен, что ее похитили с целью получить выкуп, – говорит Хелен. – Конечно, он готов заплатить. Я знаю, что и ты тоже.
– Разумеется, – отвечаю я, – но никто не потребовал выкупа. Ее похитили не за этим.
Пару секунд она молчит. Думает о том, что ей велел сказать муж.
– Мы не знаем наверняка, – говорит она.
Я слышу на заднем плане голос Фрэнка. Он подходит ближе к телефону.
– Кто это? – спрашивает он.
– Адам.
Фрэнк берет трубку.
– Есть какие-то новости?
– Ничего, – отвечаю я. – Ведется расследование.
– Ты видел этих детективов? Пара деревенских недоумков, как по мне.
Я молчу.
– ФБР не станут вмешиваться, пока не будут уверены, что это именно похищение с целью выкупа. Ты можешь в это поверить? Иначе дескать оно не попадает под федеральное законодательство. Бьюсь об заклад, они бы запели совершенно иначе, будь это их малышка.
Он всегда называет ее так. Моя малышка. Как будто ей шесть, а не тридцать три.
– Думаю, похититель уже выдвинул бы свои требования, – говорю я, хотя сам не вполне уверен в этих словах. Я размышляю, пока Фрэнк продолжает свою тираду. Телефон Софи остался в коттедже. Мой телефон – у меня в руке. Похититель вряд ли смог бы связаться со мной, если только похищение не было спланировано заранее. С другой стороны, он мог бы позвонить в полицию или журналистам. Необязательно говорить со мной лично.
Но я молчу. Фрэнка интересуют лишь собственные разглагольствования.
– Я позвонил в «КОМО-ТВ», – говорит Фрэнк. Гордо заявляет. – Линда Ландан попытается что-нибудь разузнать.
Линда Ландан – последняя представительница старой гвардии телеканала, который пытался подстроиться под молодое население Сиэтла, выросшее в эпоху безграничной власти Амазона. Линде под пятьдесят, и из-за пластических операций и инъекций ботокса ее лицо сохраняет абсолютно бесстрастное выражение даже во время репортажа о пожаре, унесшем несколько жизней. Однако она твердо намерена бороться за эфирное время до последней капли крови.
Я ее не выношу. Я говорил об этом. Фрэнк в курсе. Поэтому-то он ее и выбрал.
– Хорошо, – говорю я. – Помощь нам не повредит. Главное – найти Софи.
Я слышу шум мотора и выглядываю в окно. Это синий «Лексус». Вернулись постояльцы из третьего коттеджа, «Лилии». Женщина держит своего спутника под руку. Я по-прежнему прижимаю к уху телефон, но Фрэнк закончил говорить. Даже попрощаться не соизволил. Просто передал трубку Хелен, которая, как обычно, резко меняет тему.
– На десерт у нас сегодня вишневый пирог.
– Пока, Хелен, – говорю я. – Поцелуй Обри перед сном от меня.
Затем я звоню своим родным. Сначала маме, которая живет в Чандлере, штат Аризона. Потом папе, который, как и всегда в это время года, уехал охотиться в Спокан. И, наконец, брату Кигану в Лос-Анджелес. Всем им я рассказываю одно и то же, и их ответы оказываются весьма красноречивы.
Я: Хотел рассказать тебе первым, пока про это не стали говорить в новостях.
Мама: О, господи боже.
Папа: Уверен, что она не сбежала к любовнику?
Киган: Хочешь, я прилечу?
Я знаю, что Киган готов бросить все дела в отеле, которым он управляет. Он мог бы приехать к завтрашнему утру.
– Я в порядке, брат, – говорю я. – Посмотрим, что скажут в полиции. Они уже занимаются этим делом. Одна из детективов – Ли Хуземан.
– Сестренка Кипа?
– Да, – подтверждаю я. – Мир тесен.
Мы разговариваем еще некоторое время, потом я кладу трубку и возвращаюсь к своему виски.
Я направляюсь в сауну и настраиваю температуру. Я думаю об отце и о том, как он сразу же начал обвинять Софи, как будто мне от этого станет легче. Как мама завела молитву, хотя звук в трубке то обрывался, то появлялся вновь. Ее это не заботило. Сам факт молитвы важнее, чем то, услышит ли ее Бог или еще хоть кто-то.