Я подтянул струну D на полтона — трюк, которым я обычно пользовался на концертах, чтобы удержать своих фанатов от взрыва восхищения (и я имею в виду взрыв в буквальном смысле — некоторые из тех концертов в Филморе в 1960-х… ну, я избавлю вас от ужасных подробностей).
Я брякнул намеренно фальшивый аккорд. Как по мне, звучал он ужасно, однако обитатели лагеря приободрились. Они сели, вытерли слезы и стали зачарованно смотреть, как я играю простейшую секвенцию на трех нотах.
— Да, парень. — Остин поднес свою скрипку к подбородку и начал импровизировать. Его наканифоленный смычок танцевал по струнам. Он и я закрыли глаза, и на мгновение мы стали больше, чем семья. Мы стали частью музыки, общаясь на уровне, доступном только богам и музыкантам.
Вудроу рассеял очарование.
— Это восхитительно, — всхлипнул сатир. — Вы двое должны обучать класс. О чем я думал?
Пожалуйста, не сдирай с меня кожу!
— Мой дорогой сатир, — отозвался я, — я бы никогда…
Внезапно мои пальцы свело судорогой. От неожиданности я уронил гитару. Инструмент упал на каменные ступени амфитеатра с треском и звоном.
Остин опустил смычок.
— Ты в порядке?
— Я… да, конечно.
Но я был не в порядке. На несколько мгновений я испытал блаженство моего прежде легкого таланта.
И все же, определенно, мои новые пальцы смертного не подходили для этого. Мышцы рук болели. В тех местах, где подушечки пальцев соприкасались с грифом, остались красные полосы.
Я подверг себя чрезмерному напряжению.
Мои легкие как будто ссохлись от недостатка кислорода, хотя я и не пел.
— Я… устал, — сказал я, пребывая в смятении.
— Ну да, — кивнула Валентина. — То, как ты играл, было нереально!
— Это нормально, Аполлон, — сказал Остин. — Ты восстановишься. Когда полубоги используют свои силы, особенно впервые, они быстро устают.
— Но я не…
Я не смог закончить предложение. Я не был полубогом. Богом — тоже. Я даже не был самим собой. Как я смогу играть музыку снова, зная, что я — испорченный инструмент? Любая нота не принесет мне ничего, кроме боли и истощения. Моя струна B никогда не зазвучит в унисон.
Страдание, должно быть, отразилось на моем лице.
Дэмиен Уайт сжал кулаки.
— Не беспокойся, Аполлон. Это не твоя вина. Я покажу этой глупой гитаре!
Я не пытался остановить его, когда он двинулся вниз по ступеням. Часть меня находила извращенное удовольствие в том, как он топтал гитару до тех пор, пока от нее не осталась куча щепок и проволоки.
Кьяра вышла из себя.
— Idiota! Теперь я никогда не дождусь своей очереди!
Вудроу вздрогнул.
— Ну, м-м… всем спасибо! Молодцы!
Стрельба из лука была даже большим издевательством.
Если я когда-нибудь снова стану богом (нет, не «если»; «когда», «когда»), я прежде всего сотру память всем, кто был свидетелем моего позора на том занятии. Я попал в яблочко. Один раз.
Результат всех остальных моих выстрелов был плачевным. Две стрелы прошли мимо черного кольца с дистанции всего-то в сотню метров.
Я бросил свой лук и заплакал от стыда.
Кайла была инструктором нашего класса, но от ее терпеливости и доброжелательности мне стало только хуже. Она подобрала мой лук и протянула его мне.
— Аполлон, — сказала она, — эти выстрелы были фантастическими. Немного практики, и….
— Я бог стрельбы из лука! — взвыл я. — Я не тренируюсь!
Рядом со мной хихикнули дочери Ники.
У них были невыносимо подходящие имена Холли и Лорел Виктор. Они напоминали мне безумно красивых, жутко спортивных африканских нимф, с которыми Афина тусовалась у Тритонийского озера.
— Эй, экс-бог, — сказала Холли, натягивая тетиву. — Практика — единственный путь к совершенству.
Она выбила семь очков на красном кольце, но совершенно не выглядела обескураженной.
— Для тебя — возможно, — сказал я. — Ты смертная!
Ее сестра Лорел фыркнула.
— Как и ты теперь. Смирись с этим. Победители не жалуются.
Она выпустила стрелу, которая воткнулась рядом со стрелой ее сестры, однако внутри красного кольца.
— Вот почему я лучше, чем Холли. Она все время жалуется.
— Ну да, конечно, — прорычала Холли. — Единственное, на что я жалуюсь — какая ты мазила.
— О, вот как? — парировала Лорел. — Давай. Прямо сейчас. Лучшие два из трех выстрелов.
Проигравший моет туалеты в течение месяца.