Выбрать главу

— Тогда давайте арестуем эту женщину! — воскликнул инспектор.

— Сделав это, мы только вырвали бы одно звено из цепи, — вот и все. А двадцать других, более важных, уплыли бы у нас из рук. Нет, пока все идет как надо. Я не собирался утруждать вас проверкой Фифин. Предоставьте ее мне. Я просто решил вам доказать, что знаю кое-что о Периго. Кто следующий?

— Да вот… Мисс Экстон, у которой лавка, — протянул он неохотно. — Не понимаю, зачем вы ее сюда вписали.

— Хотел знать, имеются ли у вас какие-нибудь сведения о ней, вот и все, — усмехнулся я. — Мы с ней только что очень мило выпили. У нее удивительный по нашим временам запас спиртного. А заинтересовался я ею по двум причинам. Во-первых, потому что при первой же нашей встрече она мне солгала. Во-вторых, потому что она явно разыгрывает какую-то комедию. Вы не знаете, кто она?

— Племянница вице-адмирала сэра Джонсона Фрайнд-Тепли, — прочитал мне из своего блокнота инспектор. — С большими связями. Последние несколько лет перед войной жила за границей. Когда война началась, она ездила в Америку и пробыла там до прошлого лета, а вернувшись, открыла в Грэтли магазинчик. Жена заходила туда раза два, покупала у нее разные мелочи для подарков, но она почему-то недолюбливает мисс Экстон. Говорит, та слишком самоуверенна и вообще неприятная особа. Знаете, на женщин угодить трудно.

Я раскурил трубку.

— Нет, инспектор, я прекрасно понимаю вашу жену. Завтра вечером мисс Экстон обедает со мной, и я постараюсь сам узнать о ней побольше. Но она мне кажется вполне благонадежной.

— Мне тоже. Вы только теряете напрасно время мистер Нейлэнд. То есть, — он ухмыльнулся, — если вы тут стараетесь для дела, а не для себя.

Затем лицо его опять стало серьезным, и он выразительно постучал пальцем по блокноту.

— Что касается последней фамилии в списке…

— Доктор Бауэрнштерн?

— Да. Эту фамилию я не хотел бы видеть здесь. Придется мне выложить карты на стол, мистер Нейлэнд. Конечно, если вам угодно, я буду говорить с вами только как полицейский. Пожалуй, так лучше, потому что, если я буду откровенен, вы можете причинить мне большие неприятности… — Он нерешительно остановился.

— Послушайте, Хэмп, — сказал я, нарочно называя его просто по фамилии, без официального звания. — Одна из худших сторон работы, которой мне приходится заниматься — а я ее не люблю и гораздо охотнее работал бы по своей специальности, — та, что мне почти никогда не удается говорить с людьми откровенно. Я только выуживаю из них информацию. Я их ловлю, играю роль и пытаюсь понять, не играют ли роль и они. С вами ничего этого не нужно. Если я говорю вам не все, что знаю…

— Не волнуйтесь, Нейлэнд, — перебил он с усмешкой, — я не такой тупица, каким кажусь. Уж это я понимаю…

— Если я говорю вам не все, то не потому, что я вам не доверяю, а просто у человека бывают смутные догадки, подозрения, неясные еще ему самому, о которых до времени лучше не говорить. Если я поделюсь с вами, вы можете отреагировать так, что испортите мне все. Понимаете? Ну то-то! Я вам абсолютно доверяю и хочу, чтобы вы доверяли мне. Для меня такая радость, Хэмп, что есть человек, с которым я могу говорить прямо и быть самим собой. Поэтому, ради бога, забудьте о своем чине и рассказывайте, что знаете, что думаете и чувствуете.

— Хорошо, — сказал инспектор с видимым облегчением. — Значит, насчет доктора Бауэрнштерн. Я не удивился, увидев фамилию в списке, но огорчился. Огорчило меня это потому, что она мне симпатична, и я считаю, что ее обижают напрасно. Она хороший врач и, по-моему, славная женщина, и я слыхал, что она творила настоящие чудеса с ребятишками в больнице.

— Она была замужем за австрийцем, — перебил я, не желая слушать то, что я уже знал. — И считает его великим человеком, и не желает переменить фамилию, и ей живется нелегко.

— Ага, вы, я вижу, кое-что уже знаете. Должен сказать, вы быстро собираете сведения. Так вот, когда доктору Бауэрнштерну — я говорю о муже — пришлось у нас регистрироваться и потом выполнять всякие формальности, я его узнал поближе. Помню, раз он высказал мне свое мнение о фашистах… такой печали и горечи я в жизни не видел. А уж врач был — просто чудотворец! Он вылечил мою маленькую племянницу, а до него сестра возила ее в Лондон к лучшим специалистам, но все они говорили, что болезнь неизлечима. Бауэрнштерн скоро умер. Он был человек уже немолодой. По возрасту годился своей жене в отцы. Мне думается, она вышла за него потому, что очень почитала его и как человека и как врача.