— Наши все считают его попросту старым дураком, а на самом деле он совсем не глуп.
— Да, я знаю это.
Она посмотрела на меня в упор. Я не мог решить, пьяна она или нет. При ее обычной манере держать себя это трудно было определить.
— Я так и думала, что вы это заметите, — сказала она медленно. — А большинство моих знакомых такие глупые! И, боже, какие скучные! А вы — скучный человек?
— Да.
Ее горячие пальцы легли на мою руку.
— Неправда. Если бы это было так, вы бы не сказали этого про себя. Как раз все нестерпимо нудные люди воображают, что с ними безумно весело. Почему вы все время так пристально на меня смотрите?
— Хочу припомнить, где я вас видел раньше.
— Я так и думала… То есть я хочу сказать — так именно смотрят в этих случаях. Ну, хорошо, давайте вместе сообразим. Я жила несколько лет в Индии. Там умер мой первый муж… скоропостижно…
— Когда же это случилось?
— Перед самой войной. В Майсуре. Но мне не хочется говорить об этом. Вы когда-нибудь были в Индии?
— Нет, никогда.
Мы помолчали.
— Ну? — спросила она затем с внезапным раздражением.
— Что «ну»? — Я многозначительно посмотрел на нее.
— Чего вы на меня так уставились? В чем дело? — продолжала она, повысив голос.
— Что тут у вас такое? — Фрэнк вернулся к нашему столу, настроенный все так же воинственно.
Шейла весьма выразительно пожала плечами и отвернулась. Это явно укрепило решимость Фрэнка, которого, по-видимому, не смущало то обстоятельство, что он лет на десять моложе меня. Впрочем, я и сам тогда об этом не думал.
— Выйдем отсюда, — сказал Фрэнк, побагровев.
Я видел, что милейшая Шейла наблюдает за нами, глядя в зеркало над стойкой. Ее неодинаковые глаза ярко блестели. Для нее это было развлечением, игрой. Я подумал, что хорошо бы, разделавшись с Фрэнком, вернуться сюда и так ее отшлепать, чтобы она неделю не могла выйти из дому.
— Пожалуйста, — ответил я Фрэнку. — Ступайте вперед.
Мы через заднюю дверь вышли во двор, где приезжающие оставляли свои автомобили. Там было довольно светло.
— Теперь слушайте, — сказал я сурово. — Покуражились, и будет! К тому же вы пьяны.
— Вы в моем присутствии оскорбили даму, — объявил он. — Да и вообще я не терплю канадцев или кто вы там есть…
Я устал от этого долгого дня и скис, как забытое хозяйкой молоко. И когда Фрэнк кинулся на меня, я увернулся от удара, зашел сбоку и задал ему как следует. При таком освещении трудно было попасть в подбородок, но мне это удалось, и Фрэнк полетел на землю. За спиной у меня кто-то ахнул. Это была прелестная Шейла.
— Я очень рада, — сказала она. — Мне давно хотелось, чтобы кто-нибудь его хорошенько проучил.
— Напишите об этом своим друзьям в Индии, — бросил я и, отстранив ее, прошел к двери и поднялся наверх, в свой номер.
Здесь я надел халат и ночные туфли, закурил трубку и попробовал собраться с мыслями. Потом, вспомнив о визитной карточке, врученной мне любопытной дамой в поезде, выудил ее из кармана. В ней стояло: «Миссис Г. Д. Джесмонд», а напечатанный адрес был зачеркнут и вместо него сверху приписано: «В „Трефовой даме“». Это было то самое место, где любили бывать молодежь и мистер Периго. И там же где-то обитала миссис Джесмонд, по отзывам — богатая, «шикарная» и, по всем данным, загадочная женщина, о которой мне уже было известно, что она много путешествует и зорко примечает все. Ну, а как насчет мистера Периго? Он такой же эвакуированный торговец картинами и эстет, как я — канатоходец. Я пока узнал немного и, в сущности, еще не видел Грэтли, но уже то немногое, что мне стало известно, показывало, что контрразведка не зря послала меня сюда. Прежде чем лечь, я выкурил целых три трубки.
3
К Хичему, директору Электрической компании Чартерса, мне назначено было явиться только после полудня, и я все утро бродил по городу. На улицах таял грязный снег, а серое небо оседало над землей под тяжестью нового такого же груза. Но в общем утро для прогулки выдалось сносное. При дневном свете город ничем не поразил меня. Таких городов много в Англии. Они как будто построены для того, чтобы люди, которые не снисходят даже до проживания в них, здесь ковали деньги. По одну сторону высилась смутная громада завода Чартерса, занимавшего территорию около тридцати акров, с железнодорожными ветками и каналом. Вокруг завода тянулись длинные грязные улицы с рядами кирпичных домиков. По другую сторону шли улицы пошире, со следами трогательных попыток озеленения, и беспорядочно теснились игрушечные бунгало. Центральную часть города составляли две улицы — Маркет-стрит и Хай-стрит — и площадь, где они пересекались. Такие города, если хотите знать мое мнение, выдают истинную сущность всей этой циничной игры в промышленное развитие. Строили их кое-как, по дешевке, для того, чтобы люди, которые никогда сюда не заглядывают, могли наживать здесь деньги и обзаводиться поместьями, яхтами, покупать леса и болота для охоты и уезжать на зиму в Канн и Монте-Карло. Во всякой другой стране люди просто отказались бы жить в подобных городах, где так мало преимуществ городской жизни. Ну, а англичане со всем мирятся. Надеюсь, что они будут терпеть это только до того дня, когда мир услышит последний вопль Гитлера, а тогда снесут до основания все эти проклятые города и камнями побьют алчных старых мошенников, которые после войны сразу начнут кричать, что они обнищали. Я иду туда, куда меня посылает отдел, и счастлив всякий раз, когда изловлю нацистского агента или кого-нибудь, кто продает родину немцам, ибо не приходится объяснять, какого рода жизнь нам готовят Гитлер и Гиммлер. Но из этого еще вовсе не следует, что я не имею своего собственного мнения и что у меня не чешутся руки всякий раз, когда я вижу выживших из ума простофиль, которые являются в такие места, как Грэтли, и призывают народ воевать и трудиться в поте лица во имя сохранения «нашего традиционного уклада жизни».