Я вообразил, что поймал его.
– Да откуда вы знаете, Джо?
– Очень просто, мистер Нейлэнд. Вы когда приехали в Грэтли? Во вторник? Или в среду?
– В понедельник, – ответил я, не слишком собой довольный.
– А я нашел ее в прошлую среду или четверг и целую неделю носил с собой на случай, если объявится потерявший, потому что это славная вещица, сами знаете… но никто так и не объявился, и я вчера показал ее в баре, а мистер Мюр увидел и предложил мне за нее пятнадцать монет. Я и продал… просто чтоб доставить ему удовольствие. Я догадывался, что он с нею сделает. – Джо подмигнул. – Так что извините, мистер Нейлэнд. Больше ничего?
– Ровно ничего, Джо, – сказал я, по возможности бодро. Он кивнул, осклабился и поспешно вышел.
Гости подполковника Салливена уже ушли. Ни Шейлы, ни миссис Джесмонд не было видно, и торчать здесь не имело смысла. К тому же последний автобус отходил через несколько минут, и я как раз успел на него. Дождь сменился холодным, черным, губчатым туманом, сквозь который с трудом, чуть не застревая, продирался наш автобус. Все мы сидели на своих местах сгорбившись, с таким видом, словно жизнь уже скрутила нас. Но это только казалось.
7
«При прочих равных условиях», как у нас принято выражаться, я люблю делать то, что мне говорят. Поэтому, когда я наконец добрался до черного хода за магазином Дианы Экстон, я сделал так, как она мне наказала, то есть вошел почти неслышно. А заметив вдруг наверху полоску света у двери гостиной, я стал еще осторожнее и поднимался по лестнице добрых три минуты. Впрочем, мужчина и женщина, чьи голоса доносились из-за двери, были, видимо, поглощены разговором, причем говорили не по-английски. Я стремительно вошел в гостиную, и прежде чем эти двое поняли, что они не одни, я уже стоял рядом и пристально их рассматривал. Они расположились очень уютно и недостатка в напитках и сигаретах, по-видимому, не испытывали.
Женщина была Фифин. Мужчину я видел впервые. Лет пятидесяти, высокий, статный, гладко выбритый, с жесткой щеткой седых волос. Пока он стоял и молча смотрел на меня, это был один человек. Но едва я заговорил, он на моих глазах превратился в другого – тихого, незначительного и совсем неопасного. Это было сделано артистически, но недостаточно быстро.
– Простите, я вас, кажется, напугал, – спокойно произнес я, – но мисс Экстон специально просила меня войти как можно тише. Мы обедали с нею в «Трефовой даме» и хотели еще потолковать кое о чем, вот она и предложила мне подождать ее здесь, пока она потанцует часок в гостях.
Я стал снимать пальто, и мужчина кинулся помогать мне, как будто годами ничем другим не занимался. Я предвидел, что все объяснит он, – Фифин явно была в полном смятении и не знала, как держаться и что говорить. Я решил прийти ей на помощь.
– Не вас ли я видел на этой неделе в «Ипподроме»? – начал я с любезной улыбкой.
– Да, меня, – ответила она медленно и невнятно. – Я там выступаю. Что, понравилось?
– Очень, – сказал я. – Все только о вас и говорили. Вы знаете, мисс Экстон просила меня непременно чего-нибудь выпить, так что я, пожалуй, составлю вам компанию.
Я протянул руку к бутылке бренди, стоявшей на маленьком столике. Половину ее гости уже выпили, но что-то еще осталось в рюмках.
– Разрешите, сэр, – сказал мужчина почтительно. Такое поведение, очевидно, входило в роль, которую он играл с первой минуты. Он щедро налил мне бренди и бережно подал рюмку. Я сел, но он продолжал стоять. Когда я вторгся в гостиную, Фифин полулежала в кресле. Теперь она сидела очень прямо, на самом краешке. Пригубив бренди, я весело и вопросительно посмотрел на нее, на него. Как я и ожидал, первым заговорил мужчина.
– Должен вам сказать, сэр, – начал он, с какой-то особой старательностью выговаривая английские слова, – что я служу тут по соседству. Когда я был помоложе и еще не прихрамывал, как сейчас… это у меня после одного несчастного случая… я выступал в цирке и в варьете. И я был не только хорошо знаком с этой особой и ее родными – они все были артисты, как и я, – но и женат на ее старшей сестре.
– Выходит, он ваш зять, – вставил я, обращаясь к Фифин, и после моего дурацкого замечания она немного приободрилась и даже улыбнулась.
– И вы понимаете, – продолжал мужчина, – что у нас есть о чем поговорить. Но днем я занят своими обязанностями, а вечером она до позднего часа в театре. Я не могу позвать ее в дом моего хозяина, а ей неудобно принимать меня так поздно у себя.
– Нет-нет, это никак невозможно! – воскликнула Фифин и хотела еще что-то прибавить, но мужчина взглядом остановил ее.
– Я иногда бываю здесь с поручениями от хозяина, – продолжал он, – и на днях рассказал мисс Экстон о нашем затруднительном положении.
– А она предложила вам встретиться здесь как-нибудь вечером, когда ее не будет дома, – подхватил я и, словно восхищенный собственной догадливостью, прибавил: – А потом, видно, забыла…
– Несомненно. Надеюсь, вы не сочтете нас бесцеремонными. – Он указал на бутылки и сигареты. – Мисс Экстон очень добра и сама предложила нам…
– Ну, конечно! Почему же нет? – Я поднес рюмку к губам. Мой собеседник снова бросил Фифин быстрый взгляд, и оба допили бренди.
– Не убрать ли все со стола? – спросил он.
– Нет, не беспокойтесь, – сказал я благодушно, давая им понять, что чем скорее они уйдут, тем лучше. Пока они одевались, я успел хорошо рассмотреть зятя Фифин. Лицо его совершенно не соответствовало тому, что и как он говорил несколько минут назад. Это было лицо человека жестокого, решительного и бессовестного. А когда он, одергивая пальто, наклонился немного вперед, на левой щеке, ярко освещенной сверху, неожиданно выступил след шрама.
Перед самым уходом Фифин вдруг сказала:
– А я видела вас вчера вечером за кулисами.
Голосом она владела хорошо, но во взгляде сквозило подозрение.
– Знаю, что видели. Я заходил к Ларри, артисту вашей труппы. Это мой старый знакомый.
– Он плохой комический актер.
– Ужасный. Зря он пошел на сцену.
– А я до сих пор жалею, что пришлось оставить сцену, – сказал человек со шрамом. Сейчас, в широком темном пальто и белом шелковом шарфе, с мягкой черной шляпой в руке, он действительно больше походил на актера, чем на лакея. – Ах, какая была жизнь!… Вы объясните все мисс Экстон, сэр? Благодарю вас. Спокойной ночи.
Когда дверь внизу захлопнулась, я отнес их рюмки в маленькую кухню, вымыл, вытер и убрал. Затем высыпал из пепельницы окурки, расставил по местам кресла, выключил верхний свет и расположился так, чтобы Диана подумала, будто я хорошо выпил, дожидаясь ее. Бутылка бренди, над которой гости основательно поработали, стояла на видном месте рядом с моей рюмкой. Я решил не пить до прихода Дианы (да и настроение у меня было совсем неподходящее) и, только когда услышу ее шаги, быстро сделать большой глоток. Потом я закурил трубку и стал размышлять – главным образом о только что ушедшем человеке. Более чем вероятно, что это именно тот, кого искал Одни, – человек со следом глубокого шрама на левой щеке, о котором упоминалось в записной книжке. Возможно, сейчас он подстерегает на улице Диану, чтобы сообщить ей о нашей встрече, но я вовсе не собирался идти вниз и проверять это, даже если бы там и можно было что-нибудь увидеть. Я сделал другое: потушил лампу и открыл окно, чтобы немного проветрить прокуренную комнату. Когда я опять закрыл окно, задернул занавеси и зажег лампу, было уже около половины двенадцатого. Диана обещала вернуться к этому времени, а у меня сложилось мнение, что в подобных случаях она хозяйка своего слова.
В нашей работе бывают моменты, когда, еще не имея в руках никаких прямых доказательств, чувствуешь близость развязки. Такой момент наступил сейчас. Чутье мне подсказывало, что пружина вот-вот начнет раскручиваться.
Я думал, что у Дианы есть второй ключ от черного хода, но оказалось, что нет. Мне пришлось спуститься и открыть ей. По дороге я сделал большой глоток бренди, и, когда внизу я порывисто поцеловал Диану, она сразу поняла, что я здорово выпил. А наверху сразу заметила, сколько осталось в бутылке, – ни от одной женщины такая вещь не укроется. Кроме того, волосы у меня были немного взъерошены, а спускаясь по лестнице, я нарочно задерживал дыхание, чтобы лицо покраснело, и вообще изображал человека пьяного, полусонного и в то же время возбужденного.