– Я не знала, что у вас такие мысли, – промолвила доктор Бауэрнштерн тихо и удивленно.
– Вы и сейчас еще не знаете моих мыслей, – оборвал я. – Однако уже поздно, и я слишком разболтался…
– Я и сам знаю, что поздно, – проворчал инспектор. – Но вам придется ненадолго заглянуть ко мне в управление, доктор. Может быть, довезете нас?
Он тяжело вышел, чтобы отдать распоряжения сержанту. Маргарет Энн Бауэрнштерн посмотрела на меня бесстрастно, но при этом удивительно по-женски, и наклонилась к трупу, как будто Шейла просто спит и нужно уложить ее поудобнее и дать ей покой.
– Я видела ее раза два, – сказала она вполголоса. – И, помню, позавидовала. Она была такая хорошенькая, веселая, так радовалась жизни… Каждой женщине иногда хочется быть такой. И с нею был высокий, красивый молодой человек – наверное, муж. Я сразу поняла, что они обожают друг друга. Да, я ей позавидовала.
– И совершенно напрасно позавидовали, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало холодно и неприязненно. – Когда я увидел вас здесь…
– Похожую на мертвеца, – вставила она шепотом.
– Да, похожую на мертвеца, измученную, выжатую, с запавшими щеками… я подумал: «В жизни не видел лица красивее». Мне даже больно стало.
Она стояла неподвижно и смотрела на меня – такая близкая и далекая, загадочная.
– Зачем вы мне это говорите?
– Не беспокойтесь, без всякой задней мысли, – ответил я все тем же холодным и неприязненным тоном, но мне уже не пришлось наигрывать. – Просто когда я чем-то потрясен… кстати, женщины меня потрясают не так часто, как мужчины… мне хочется сказать человеку об этом. Однажды я проехал шестьсот миль только для того, чтобы сказать старику Мессайтеру, что его Кэрновская плотина – шедевр и что я чуть не заплакал от восторга, увидев ее. Мне после этого стало легче. Это все равно, что уплатить долг.
– Значит, теперь, когда вы мне сказали, вам стало легче? – иронически спросила она, но лицо ее было серьезно.
– Да. И все теперь ясно. Мы можем и дальше воевать и не доверять друг другу. Идемте, доктор, нас ждут.
Она довезла нас до полицейского управления. Периго там уже не было, но он оставил мне записку. Он писал, что доедет почти до самого коттеджа на грузовике, а завтра, когда немного отдохнет и придет в себя, мы с ним увидимся.
Инспектор быстро выполнил все необходимые формальности и отпустил доктора Бауэрнштерн, и я, чтобы иметь возможность поговорить с нею, попросил ее подбросить меня домой. Адрес я ей сказал уже в машине.
– Раглан-стрит, пятнадцать.
– Но ведь это…
– Да, там, где жил покойный Олни. Помните, мы с вами там встретились…
– Помню. В тот вечер, когда он погиб.
– В тот вечер, когда его убили, – поправил я с ударением. – Да, Олни убили так же, как сегодня Шейлу. Недурно работают в Грэтли, а?
Она не отвечала ничего и молча вела в темноте свою машину, похожую на какую-то маленькую мерзкую тварь. По тому, как она молчала, я понимал, что не дождусь от нее больше ни единого слова. И мы ползли по затемненным улицам – два человека, которым нечего сказать друг другу. Но я не хотел с этим примириться.
– В Грэтли все спокойно, – начал я снова. – Тихо. Ни одна мышь не заскребется. Все в порядке… не считая убийств… не считая измены… не считая старых планов подороже продать свой народ…
– Если вы не можете сказать ничего более конкретного, тогда лучше помолчите.
– Это все достаточно конкретно, сударыня. Все это происходит.
– Возможно. Но как вы говорите об этом – становитесь в позу, кривляетесь, важничаете… Нашли подходящее время!
– Хорошо, я не буду кривляться и важничать, – сказал я угрюмо. – А вы можете остановиться, потому что мы, кажется, уже приехали.
Она остановила машину.
– Ну, так что вы хотели мне сказать? Только, пожалуйста, без взрывов. Я на это очень болезненно реагирую, у меня сегодня был трудный день.
– Я буду смирен, как овечка. Мне нужно поговорить с вашим деверем, Отто Бауэрнштерном.
Она подскочила на месте и круто повернулась ко мне.
– Не понимаю. Зачем вам понадобился Отто? Кроме того, ведь он пропал.
– Так мне говорили. Но я предполагаю, что он у вас в доме. Его выдала австриячка, ваша прислуга.
– Как, она сказала вам!…
– Конечно, нет. Но по ее поведению было видно, что она боится посетителей, нервничает, что в доме есть что-то или кто-то, кого нужно прятать от всех. Нетрудно было связать это наблюдение с вашим деверем.
– Вам нравится шпионить за всеми? – спросила она с горечью.
– Это вы оставьте. Мои вкусы тут ни при чем. Повторяю: мне нужно поговорить с Отто Бауэрнштерном.
– Значит, вы нечто вроде полицейского сыщика? Новый английский вариант гестапо?
– Совершенно верно. Я только тем и занимаюсь, что загоняю в подвал стариков и детей и избиваю их до смерти. Дальше.
– В таком случае вам стоит заявить местной полиции, которую патриоты вроде полковника Тарлингтона натравили на бедного Отто, что он у меня в доме. Они посадят его в ближайшую тюрьму, и тут уж вы с ним наговоритесь – ему ведь некуда будет деваться.
Я сдерживался, хотя это было нелегко. Эта женщина обладала способностью выводить меня из равновесия – и с первой же встречи, заметьте. За всю жизнь никто так меня не раздражал.
– Местная полиция уже знает, – сказал я спокойно. – Во всяком случае я сказал об этом инспектору Хэмпу, которого, кстати, вы можете считать своим другом. Он был очень недоволен моим сообщением, так как полагал, что оно обязывает его принять известные меры. Но я сказал, что это дело мое и что я предпочитаю, чтобы Отто Бауэрнштерн оставался там, где он сейчас.
– А почему вы так сказали? – спросила она уже другим тоном.
– Потому опять-таки, что я хочу поговорить с Отто у вас в доме. И хорошо бы устроить это поскорее. Скажем, завтра днем.
Она подумала, потом объявила:
– Я хочу быть при этом. Отто очень нервничает. Он вообще довольно неуравновешенный человек, а преследования и необходимость прятаться не улучшили его состояния. Давайте в четыре, хорошо?
– В четыре, – повторил я. – Дружеская чашка чая в субботний вечер. Завтра у меня будет дела по горло! Теперь надо действовать быстро… – Я обращался уже не столько к ней, сколько к самому себе. – Иначе не миновать третьего несчастного случая… Ну, спасибо, что подвезли, доктор Бауэрнштерн… Маргарет Энн, – добавил я.
Тут она удивила меня.
– Обычно меня зовут просто Маргарет, – сказала она каким-то неопределенным тоном. Я не двигался с места, хотя пора уже было уходить. В темноте я почти не видел ее лица, но знал, что она внимательно смотрит на меня. – А до этого… вы были, кажется, инженером?
– Да. Сначала в Канаде, потом в Южной Америке. Делал большое полезное дело… конечно, я был всего лишь один из многих… Там было сколько угодно света и воздуха. Это не то, что расставлять ловушки в затемненных переулках.
– Да. И вы сами тогда, наверное, были не тот, – промолвила она медленно.
– Вы правы, Маргарет. Совсем не тот. Я работал, учился, строил планы будущей жизни, так же, как вы… когда-то в Вене.
– Откуда вы знаете про Вену?
– Вы сами мне рассказывали. И я видел, как у вас просветлело лицо. Теперь не часто видишь у людей такие светлые лица.
Я ждал ответа, но она молчала. Потом я услышал какие-то тихие звуки и понял, что она плачет. Я с трудом взял себя в руки.
– Ну, быстро домой и ложитесь спать, – сказал я. – Вы совсем издергались. Спокойной ночи, Маргарет и не забудьте: завтра в четыре.
8
Прежде чем перейти к рассказу об этом последнем дне, об этой субботе, когда я, подгоняемый каким-то странным нетерпением – ничего подобного со мной не было за время моей работы в отделе, – покончил со всем делом сразу, хочу, чтобы вы в общих чертах представили себе, на каком фоне разыгрывались эти события.