— Ну, это еще когда случится, — ответил Копперхид. — Зато нам будет что вспомнить!
— Вы и здесь можете жить насыщенной и интересной жизнью. В Динотопии столько удивительного, что я даже не могу все перечислить. Вы только подумайте! Ваше прошлое останется в прошлом, как будто его и не было. — Он обратился к Копперхиду: — Вы сказали, что вас посадили за кражу хлеба. А здесь вас об этом никто и не спросит. Вам не зададут ни единого вопроса о вашем прошлом. — Он перевел взгляд на Томаса: — То же самое касается и вас. Вы оба можете обзавестись здесь семьями.
Впервые за все время в глазах Томаса зажглась искра интереса.
— А здесь есть женщины?
— Женщины из всех уголков земли, разных национальностей. — Говоря о женщинах, Уилл не мог не вспомнить Сильвию. — Никому не запрещено заводить знакомства. — Он надеялся, что не отступил от истины. Семейные отношения — это единственная область, в которой он пока не слишком разбирался. — Каждый из вас может вести нормальную семейную жизнь, может стать полноправным членом нашего общества. Разве еще где-нибудь в мире у вас будет такая возможность? Неужели ваша нынешняя жизнь настолько вам по душе, что больше и мечтать не о чем? Копперхид заметно погрустнел:
— Да… Бывало, лежишь в своем гамаке да пялишься в потолок, сон все не идет, а корабль швыряет из стороны в сторону. И все вокруг отсырело. Тогда я думал, что было бы чудесно понежиться сейчас в теплой, сухой, обычной постельке и не бояться каждый раз, заденет ли меня шальная пуля, выпущенная с военного корабля.
— Это правда, — согласился Томас. — Я родился на островах, где только и говорили о Генри Моргане. В то время было не так, как сейчас. Сегодня тяжело быть пиратом. Как-никак девятнадцатый век.
Копперхид неожиданно очнулся от налетевших на него приятных мыслей:
— Что за ерунда? Мы ничего не можем сделать. Что ты предлагаешь — пойти к капитану и сказать ему, что мы хотим дезертировать? И он нам позволит стоять на пляже и махать на прощание кружевными платочками?
Томас понимающе кивнул:
— Он вздернет нас на веревке как мятежников и нарушителей договора «Кондора». Трудновато начать новую жизнь, когда у тебя петля стягивается на шее. — Ямаец спокойно взглянул на Уилла. — Забудь, парень. Жизнь добропорядочных граждан не для нас. Мы связали свою судьбу с Блэкстрапом, и уже ничего не изменить.
— Но власти возьмут вас под свою защиту, — настаивал Уилл.
На лице Копперхида ясно отразились мучительные сомнения.
— Не говори мне больше об этом. Все, точка. — С этими словами он схватился за ружье.
Уилл не испугался, он знал, что они не посмеют тронуть его без приказа Блэкстрапа. Тем не менее он утихомирился. Ему удалось посеять сомнение в сердцах пиратов. Оба моряка всерьез задумались над своей жизнью. Уилл надеялся, что они, возможно, обсудят свои сомнения с другими членами экипажа. Если б ему удалось склонить большую часть команды бежать с корабля, тогда они численно смогли бы противостоять Блэкстрапу.
После завтрака пираты начали складывать вещи, чтобы двинуться дальше. Набив карманы до отказа драгоценными камнями, они потащили тяжелые мешки с золотыми слитками не к каньону, а к дверям храма.
— Капитан не тот человек, который уходит, не осмотрев все вокруг, — ответил Смиггенс на недоуменный взгляд Уилла.
Снова величественные двери из розового кварца поддались усилию пиратов, и они зашагали по удивительно декорированной прихожей. Уилл восхищался скульптурами и лепными изображениями, барельефами и мозаиками. «Наллаб все отдал бы, чтобы увидеть такое место!» — подумал он.
Коридор раздвоился. Смиггенс, шедший первым, направил пиратов в проход слева, который вел прямо к центру здания. Сквозь кварцевые ворота просачивались отблески тысячи камней-самоцветов, которыми обильно были декорированы стены. Такой роскоши и такого высокого мастерства Уиллу еще не доводилось видеть нигде в Динотопии. Кто создал это место и зачем? Он был так поражен, что уже почти и забыл, что он пленник. Только ворчание Грызуни за его спинной время от времени напоминало ему об этом. Пираты продвигались вперед в непривычном молчании, ошеломленные величественной обстановкой. Они подошли к огромным дверям, искусно вырезанным из аметиста. Пираты уже были утомлены таким обилием роскоши. Йохансен толкнул одну из створок, и, к его удивлению, она бесшумно отворилась. Невероятно тяжелые двери легко балансировали на каменных петлях.
Пираты вошли в круглый зал с высокими сводами. Нет, скорее это был даже не зал, а атриум. Пышные растения, перевезенные из Дождливой долины, тянулись стеблями и листвой к далекому световому проему. Диаметром около шести футов, он был вырезан из цельного желтоватого алмаза.
Изогнутые золотые стены украшала мозаика с изображением сцен из жизни кембрийского периода, когда животные еще не вышли на сушу.
Уилл с восхищением разглядывал выложенное из агатов существо на стене, хотя понятия не имел, что это за создание. Судя по виду этого существа, природа тоже не была уверена, что за диво она создала. По комнате была расставлена деревянная мебель, дерево несколько оживляло утомительное роскошество золота и драгоценностей. У самой дальней стены стояло невысокое круглое ложе в форме гнезда, сплетенное из тростника и выложенное пальмовыми листьями. На кровати покоилось существо.
— Он мертв? — шепнул Самуэль, когда люди вошли в комнату.
— Мумия, — убежденно заявил О'Коннор. — Это точно, я видел такие штуки в Британском музее.
На мертвеце были непритязательные одежды — такие носят отшельники, те, кто выбрал путь уединения и созерцания. Задние лапы скрещены, хвост вытянут позади во всю длину, голова опущена на грудь. Единственный обитатель комнаты не подавал никаких признаков жизни. Уилл обратил внимание на огромные когти, которые переплелись, как сцепленные пальцы. Вся поза говорила о глубоком внутреннем мире и спокойствии. Хотя это был один из самых крупных представителей своего племени, даже вытянувшись в полный рост, он был бы не выше, чем китаец Чин Ли.
Даже Блэкстрап не решился повысить голос, проникшись торжественной обстановкой:
— А это что за вид дракона?
— Дейнонихус. Они очень одаренные и часто достигают успеха на литературном поприще. Не могу взять в толк, как он тут оказался.
— Только посмотрите на его когти, — заметил Уотфорд. — Вон тот, на среднем пальце, видите? Прямо серп.
— И зубы тоже, — пробормотал Андреас. — Этот точно не травоядная тварь.
— Дейнонихусы очень любят моллюсков, — сказал им Уилл.
— Так хорошо сохранился. — Смиггенс приблизился к мумии. — Наверное, он умер совсем недавно. А, Денисон?
Обрадовавшись, что хоть кто-то назвал его по имени. Уилл поспешил ответить:
— На нем одежды отшельника. Он пришел сюда в поисках умиротворения.
— Черт возьми, он его нашел, — заметил О'Коннор, рассматривая изысканно украшенные стены.
И тут раздался чей-то крик:
— Полундра!
Застывшая фигура шевельнулась.
Тотчас затрещали затворы ружей и пистолетов — словно армия сверчков вторглась в храм. Дейнонихус медленно поднял голову и открыл глаза. Взгляд отшельника не оставлял сомнений в его разумности. Скрещенные лапы и сплетенные когти оставались без движения.
— Да, — произнес он на безупречном английском языке с небольшим акцентом. — Давно у меня не было гостей.
— Чтоб я сдох! — завопил О'Коннор. — Этот дракон говорит!
— Я же рассказывал вам, — напомнил Уилл, хотя и сомневался, что кто-нибудь его слушает. — Я рассказывал. — Правда, он промолчал, что никогда не слышал о том, чтобы кто-то из племени динозавров, исключая протоцератопсов, говорил на человеческом языке. И не просто на латыни, как обычно говорят в Динотопии, а на английском! Это был воистину очень образованный динозавр.