— Что ты делаешь…
Конечно, он меня не слышит, да и видит скорее всего слабо через этот едкий дым. Ему всё же приходится взмахом руки поднять пару стрел, и те юрко снуют вокруг его силуэта, не дают подойти воинам королевы и на пять шагов — чёрные чёрточки тут же прошивают навылет слабые места вроде горла или ног. Наконец, Цивал взбирается на холм и сразу идёт ко мне, на ходу тревожно раздувая ноздри. Повинуясь инстинкту, кладу на его нос покрытую засыхающей кровью ладонь.
«В день нашей свадьбы я поклялся, что сделаю тебя королевой», — разносится в моей голове удивительно спокойный голос Анвара, как если бы его слова доносила бабочка. — «И я сдержу клятву. Мне не повторить чуда, сотворённого твоей матерью, но у меня есть сила, и сегодня её достаточно. Я готов. Ради тебя и ради нашего сына. Люби его за нас обоих. Я верю, что ты способна любить».
Цивал смотрит на меня большими блестящими глазищами, а я стремительно теряю сгорающий воздух. Выбегаю вперёд, будто этот бросок способен остановить неизбежное. И вижу лишь чёрный плащ Анвара, когда он идёт через поле боя, рассыпая на окровавленной земле песок из узелка от Волтара. Прощание. Мы так старательно от него уклонялись — не потому ли, что мне не дали ни слова, ни права голоса? Челюсть сводит от силы, с которой сжимаю зубы. Рвусь к Цивалу в пустой попытке схватить поводья, но конь мотает головой и не даёт обуздать себя, громким ржанием привлекает к нам внимание.
— Стой, глупый! Дай мне его остановить! — слепо кричу на него, но тот упрямо уворачивается, как от чужой.
— Он не дастся, — раздаётся за спиной обречённый голос Итана.
И не заметила, когда тот доковылял на одной ноге до такой высоты. Сейчас эта усталая улыбка лишь бесит.
— Тогда вы! Обернитесь птицей, остановите его, что он вообще собрался…
— Магия уже в воздухе. Вы это не чувствуете. Но господин уже рассыпал мёртвый песок.
Мне это не говорит ни о чём. В немом бешенстве и панике наблюдаю за тем, как Анвар уходит всё дальше, то и дело теряется в дымке среди мельтешащих воинов, продолжающих бой. Откидывает опустевшую тряпицу и высоко поднимает руки. Даже сквозь серые клубки видно, как блестят на пальцах серебряные когти, прежде чем он резко падает на колени и втыкает их прямо в землю. Взметнувшийся порыв ледяного ветра вышибает воздух из груди, отзывается давлением в затылке. И тут слышится мамин потрясённый, даже будто ужаснувшийся шёпот:
«Ох. Он всё-таки это сделал».
«Что, что он сделал?!» — взываю я к хоть каким-то ответам, но их уже и не нужно.
Потому что по-зимнему колкий ветер разносит по равнине густой туман, оседающий на поверженных телах. Он словно облепляет их, и мне даже дико, что сражающиеся воины не улавливают происходящего. Наверное, вблизи это не так заметно, но с холма… С высоты я вижу, как поднимается на ноги мгновение назад лежавший замертво боец. Ещё один. Ещё. Они двигаются как неповоротливые куклы на ниточках, но упрямо берут оружие и идут вперёд, замахиваясь на королевских воинов и не касаясь наших.
— Итан, пож…пожалуйста. Об-бъясните, — заикаясь, умоляю я, в ужасе смотря за тем, как восстающая из мёртвых армия возобновляет бой. У мертвецов слепые белые глаза без зрачков, и всё равно, к какой стороне они принадлежали при жизни. Все нападают лишь на армию королевы. Над равниной пролетает первый вопль паники.
— Господин впрямь так силён, как про него говорили, — задумчиво бормочет одноногий колдун. — Решился пойти против сил природы… Юный глупец. Мальчик, ты не бог…
Против природы… Давний разговор при свечах в спальне северной башни. Ну же, ну. Я вспомню.
— Маг живёт в полной гармонии с природой, слушает её, дышит ею, и она даёт ему силы. Убийство — преступление против природы, насилие над самой нашей сутью, но ещё хуже обратная сторона магии. Попытка повернуть всё вспять, некромантия. Однако люди любят считать себя богами, и мертвецов оживлять пытались не раз, но душу из безвременья не вернуть. Получались одни лишь ходячие трупы без разума и воли, гниющие оболочки…
И сейчас десятки, сотни ходячих трупов подчиняются одной воле своего создателя-некроманта: защищать его королеву. С щелчком встают на места все детали, вот только вместе с ними приходит и дикий страх понимания. Моя мама сотворила чудо воскрешения ценой своей жизни. Пусть тут речи нет о душах, лишь о временных бойцах, не чувствующих боли и способных обратить врага в бегство одним видом: окровавленные, частично распотрошённые и лишённые конечностей тела, идущие в бой вопреки всякой логике… Цена. Вряд ли она поменялась за двадцать лет.