— Я не смогла, — хнычу, едва заканчивается этот странный горько-безумный поцелуй. — Прости, прости, я не сберегла малыша, не смогла…
— Родная, ты о чём? — свистящим шёпотом выдыхает Анвар, заключая моё пропитанное слезами лицо в свои горячие ладони и ловит потерянный взгляд своим, уверенным. — Ты жива. Мы все живы.
Замираю, боясь моргнуть и развеять такие нужные слова как дымку. Только сейчас позволяю себе увидеть, что Анвар именно тот же, какого оставила под плащом на поле рядом с Цивалом. Скулы в разводах моей подсохшей крови, царапина на щеке, только живое дыхание и бьющая венка на шее. И он улыбается. Впервые вижу настолько открытую улыбку у него, до ямочек, до чудящегося свечения изнутри. Он словно… гордится мной?
— Я же… я держала на руках твоё тело…
Всё ещё боюсь поверить, а Анвар уже бережно укладывает меня обратно на землю и отстёгивает латы с предплечья, чтобы осмотреть руку. Его первое же невесомое касание к коже — и внутри делает кульбит беспорядочно колотящее сердце.
Потому что больше нет чувства, словно я всасываю его тепло в себя. Нет этой прорехи мироздания и утекающего песка. Я… тёплая. Даже горячая от прилива крови и волнения. Локоть до неприличия опух, и я скулю от боли, когда его избавляют от последних преград стали и тканей. Мимолётно обожжённые пальцы колдуна задевают мои, и я съёживаюсь от непривычных ощущений. Махровое тепло всё то же. Такое же приятное и ласковое, но я могу дышать без него.
Я больше не ледяной паразит.
— Не думал, что ты станешь ещё красивее, — между тем замечает Анвар, так и оставив без ответа мой вопрос про его смерть. — Но тебе безумно идут русые волосы. В точности как у твоей матери.
— Ч-что?
Меня не особо заботил внешний вид, когда шла в эту палатку убивать самозванца. Но сейчас, пока локоть уже посыпает знакомым излечивающим порошком мой колдун, позволяю себе бросить взгляд на лежащую на плече косу. И едва не вскрикиваю, увидев не только её цвет, но и естественную розоватость собственной кожи вместо обычной бледности.
— Тише, не дёргайся, ты ещё и кровь потеряла, — строго велит Анвар, будто не заметив, с каким шоком я рассматриваю сама себя. — Виола, ты теперь жива. Твоя мама ушла в безвременье и подменила собой мою душу, вот я и здесь. Так что, в каком-то смысле… это ты сумела меня вытащить. Твой самый правильный выбор.
Закусываю губу, пытаясь осознать это. Что происходящее не сон, и Анвар впрямь здесь, лечит мои раны с каждой новой вспышкой в прозрачной радужке. И как только руки снова подчиняются, упрямо сажусь и обвиваю ими его плечи, утыкаюсь носом в шею, жадно вдыхая любимый запах. Говорить пока сложно, и всё же выдавливаю:
— Обещай… больше не умирать.
Его тихий смешок лучше всякой успокаивающей музыки, а терпкий, глубокий поцелуй — как окончательная точка для летописи о сражении, которое начинает новую страницу истории Афлена.
10. Свобода
Год спустя
Солнечный свет преломляется сквозь цветные витражи и радугой разливается мне под ноги. Иду по коридору, не спеша и почти бесшумно благодаря войлочным тапочкам: теперь замок разделён на две половины, и в эту нет доступа никому кроме королевской семьи и нескольких самых доверенных слуг. Так что мне не нужно держать прямо спину и что-то изображать этим ранним летним утром. Прогулочный шаг, наслаждаясь ароматом роз из вазонов и приятной, а ещё самой правильной и привычной тяжестью в руках.
Знаю с предельной точностью, сколько осталось до того, как зашевелится этот медвежонок в мягком синем одеяльце и распахнёт свои невозможно-прозрачные глаза в окружении пышных ресниц. Одарит меня улыбкой с тремя недавно проклюнувшимися зубками и требовательно протянет пухлые пальцы к моему лицу, выпрашивая первый за день поцелуй в ладошку. Но я никогда не забираю этот момент себе одной, а сегодня ночью мы так и не дождались Анвара в нашу общую на троих спальню.
Никаких кормилиц — мне было плевать на порядки аристократов и сохранение идеальности фигуры, заметно изменившейся с началом полноценной жизни. Роды принимала Нэмике, она же и приложила драгоценного принца Золтана к моей груди, и больше я не могла даже подумать о том, чтобы его выкармливал кто-то другой. Я ревновала его с отчаянностью львицы, а в единственные помощницы допустила пожилую, опытную нянечку с богатым арсеналом сказок и приятным баюкающим голосом: и даже на это решилась лишь из-за необходимости вернуться к государственным делам. Но всё же на руках отца или своих маленьких суетливых тётушек наследник Афлена проводит времени куда больше.