Мисс Браун начала прибирать алтарь, не обращая никакого внимания на уборщиц в слабо освещенном зале; ее мысли робко витали вокруг кудрявой головы и несколько располневшей талии отца Гофмана. Общение с этим честным и святым человеком было единственной отрадой ее иссохшей девственности.
Уборщицы посматривали на эту божью пташку с неприязнью. Они негодовали на социальную несправедливость, которая позволяет им лишь скоблить и чистить пол и скамьи в церкви, а эту кривобокую святошу допускает к алтарю и разрешает ей трогать своими лапами дароносицу.
Они продолжали мыть скамьи.
Глядя, как мисс Браун семенит по алтарю, мисс Халлоран стала размышлять о христианском долге женщины и о том, как ее сестра сделала богоугодное дело, произведя на свет священнослужителя и тем прославив свою семью и нацию. А вот мисс Браун только и может предложить богу, что пучок лилий да свечной огарок. Она с горечью подумала о своей собственной бездетности и с негодованием о семерых отпрысках миссис Кастелано. Крольчиха!
— Миссис Кастелано, — завела она свою любимую песню, — я вам когда-нибудь рассказывала про своего племянника, который принадлежит к духовному званию? О сыне моей сестры Джо О’Конноте? Я говорила и буду говорить, что родной человек милостью божией как-нибудь уж протащит меня через чистилище — разве только мне чуток подпалят там бока.
— Ну еще бы, — ответила миссис Кастелано, усердно орудуя тряпкой, — говорили, и не раз. Что до меня, то я не больно жалую этих ирландских священников. Молодой ли, старый ли, все одно — хорошего мало, кого ни спроси. Ну вот хоть в этой церкви. Небось у них священник не ирландец, а немец, отец Гофман. А я так люблю, чтоб священник был итальянцем. Как сам папа.
Миссис Халлоран бешено шваркнула тряпкой.
— Вы еще скажете, что и Иисус Христос был итальяшкой! И апостолы Петр и Павел! Наш спаситель горько поплатился за то, что установил святой престол в языческом Риме. А еще горше апостол Павел, которому эти убийцы — гангстеры да и только! — отрубили голову. От этой страны добра ждать нечего — там сроду ничего хорошего не было. А что папа — итальяшка и не знает ни слова по-английски, так это несчастье и проклятие католической церкви! В книгах этого не написано, Кастелано, но так многие думают. И если уж говорить начистоту, то, по-моему, дела в мире пошли бы куда лучше, если бы папой выбрали кардинала с нашего зеленого острова.
Возмущенная мадонна сверкнула глазами на свою разошедшуюся противницу. Хотя обычно она отличалась спокойным и медлительным нравом, слова миссис Халлоран неудержимо распаляли ее гнев. А та продолжала свои изобличения:
— Ну на что годятся ваши жирные священники — только храпеть во время исповеди и чихать над купелью! Они первым делом итальяшки, а потом уже слуги божии, и никакое помазание не может возвысить их души. У его преосвященства сердце обливается кровью от их делишек, даром, что добрые католики-ирландцы без конца молятся, чтобы божья благодать осенила их низкие душонки.
Разойдясь, она завопила во весь голос, так что в ответ загудели трубы органа:
— Поганые итальяшки! Бандиты и потаскухи! Самогонщики!
Вся трясясь от ярости, миссис Кастелано окунула тряпку в ведро с грязной водой и, не отжимая, вдруг хлестнула ею миссис Халлоран поперек лица. Потом еще и еще.
Ирландка, отплевываясь и выкрикивая проклятия, бросилась к собственному ведру и окатила миссис Кастелано грязной водой.
Та взвизгнула от неожиданности. Прежде чем она успела опомниться, миссис Халлоран хлестнула ее тряпкой по глазам. Ослепленная ударом, итальянка бросилась в ту сторону, где ей смутно виднелся силуэт врага, и яростно замолотила кулаками. Миссис Халлоран, стараясь по возможности уклоняться от ударов, в свою очередь наделяла свою противницу тумаками и царапинами. Церковь наполнилась звуками ожесточенной схватки.
Мисс Браун так и приросла к месту от ужаса и с отвисшей челюстью взирала на это кощунство, беспомощно взмахивая ручками. Она спокойно работала, устремясь мыслями вслед за отцом Гофманом, когда в божьем доме разразилось это святотатственное побоище. Церковь была пуста, и она молила бога, чтобы никто не вошел искать утешения у престола спасителя, прежде чем удастся унять этих фурий.
Вопль миссис Халлоран, лицо которой было исцарапано до крови, вывел ее из неподвижности. Она распахнула врата алтаря и побежала разнимать дерущихся, отчаянно взывая:
— Отец Гофман! Мистер Нолан! Они убьют друг друга!
— Перестаньте во имя всего святого! — молила мисс Браун.
Кулак итальянки нечаянно задел ее и свалил на скамью. До священника и ризничего, занятых в другом конце церкви, донеслись приглушенные крики:
— Жирная туша! На тебе, на!
— Ирландская свинья, не зря твоего мужа вышвырнули из полиции!
— Боже милостивый, она меня зарезала!
— Ах, ты плюешь на итальянцев? Вот же тебе!
— Отец Гофман! Отец Гофман! Скандал в церкви, святой отец… ради бога, скорей сюда!
Мисс Браун предприняла еще одну попытку разнять озверевших женщин, которая закончилась самым плачевным образом: с нее стащили шляпку, вырвали клок волос и подбили глаз. Шатаясь, она отступила из зоны машущих кулаков и, истерически рыдая, рухнула на скамью.
Уборщицы дрались руками и ногами, рыча проклятия, тяжело дыша, колотя друг друга в грудь и живот и раздирая ногтями лицо и шею. На правой щеке миссис Халлоран отпечатался кровавый след четырех ногтей; платье миссис Кастелано было разорвано и открывало одну огромную, всю в царапинах грудь; на плече был синяк — след ведра, опрокинутого миссис Халлоран.
На секунду они отшатнулись друг от друга, затем с ревом снова бросились в бой. В эту минуту примчался священник, следом спешил мистер Нолан. Мужчины схватили женщин за руки и растащили в стороны. Затем они быстро отволокли дерущихся в ризницу, захватив и мисс Браун, и, только закрыв за собой дверь, остановились, чтобы перевести дух.
— Ну-ка, любезные мои дщери, что это за скандал? — сурово вопросил священник, впиваясь взглядом в каждую из женщин по очереди. — Учинить такую драку в божьем храме! От вас, миссис Халлоран, так и несет виски, а вы, миссис Кастелано, наполовину раздеты — на что это похоже?
Тяжело дыша и едва удерживаясь от слез, итальянка кое-как поправила платье.
— Я просто слов не нахожу, — продолжал исполненный праведного гнева священник. — Проделки сатаны под самым носом святого Тимофея! Разве я для того дал вам работу, миссис Кастелано, чтобы вы разодрали ногтями лицо этой женщине и вытирали с него кровь половой тряпкой?
В выговоре разволновавшегося немца явственно слышалась мать-ирландка.
— Святая дева, а что вы сделали с мисс Браун! Мисс Браун, с чего началась эта дьявольская потасовка? И как вас угораздило так разукраситься, словно вас рвали разъяренные коты? А впрочем, подождите… погодите… мне во всем этом ни к чему разбираться. Нолан, подите позовите полисмена.
Женщины отчаянно запротестовали: мисс Браун жалобно попискивала, что и так сраму не оберешься, миссис Кастелано причитала, что ее муж уже сидит в тюрьме и на кого останутся дети, если ее тоже посадят, а миссис Халлоран вопрошала, куда катится католическая религия, если священники начали сдавать своих прихожан полицейским. Однако отец Гофман кивком велел Нолану идти и закрыл за ним дверь. Затем он попросил мисс Браун рассказать ему все по порядку.
Невинно пострадавшая мисс Браун несколько бессвязно объяснила, что уборщицы о чем-то поспорили и тут же набросились друг на друга с кулаками. Она сказала, что обе вели себя безобразно, но миссис Халлоран выкрикивала более отвратительные ругательства. Она не видела, кто нанес первый удар, но, по ее мнению, миссис Халлоран — это позорное пятно на репутации прихода. Правда, миссис Кастелано подбила ей глаз, но миссис Халлоран и святого толкнет на убийство. Правда, у миссис Халлоран поцарапано лицо, но миссис Кастелано ударили ведром по… в общем, по груди, а ведь она, судя по ее фигуре, кормит.