— А французский я уже сто лет как позабыл, — беспечно сообщил патер. — Я ведь много лет прожил в Нью-Брансуике, так что он мне был совсем ни к чему. Ты же знаешь, я ирландец.
— А я старый Синий.
— Это правильно, — согласился священник. — Джон — парень что надо. Ох и лихой же он парень, этот Джон…
Что-то привлекло его внимание, и он выглянул из окна. Автобус медленно проезжал мимо кладбища Нотр-Дам-де-Неж, и наполовину протрезвевший священник не мог отвести взгляда от могил на залитом солнцем склоне.
— Мне туда еще рано, — пробормотал он.
— Ну еще бы, — откликнулся его приятель. — Жизнь бьет ключом, э, отец?
— А, — ответил тот, — попадись мне какая-нибудь девушка, я бы, наверно, не знал, что с ней делать. — Он снова посмотрел на кладбище. — Ерунда это все, — сказал он почти шепотом. — А там — вечность. — Он круто повернулся и простодушно взглянул на Фреда. — На рыбалку, молодой человек?
— Это змей для моей дочки, — с наигранной бодростью ответил Фред.
— Вот радости-то будет! — сказал священник. — Это замечательная игра.
Автобус медленно свернул на Куин Мэри-роуд. Сконфуженный Фред встал и начал проталкиваться к дверям. Когда он обернулся, патер наградил его наглой ухмылкой и заплетающимся языком бодро пожелал ему счастливого пути. Фред был так смущен, что ничего не ответил, только растерянно улыбнулся и выскочил вон. Из окна автобуса неслись выкрики:
— Гу-у, ну и штучка, вот бы тебе такую, гу-у! Шаойл но бейг! Гу-уп! — Автобус, громыхая, покатился прочь, и смех замер вдали.
Разумеется, он и прежде слышал о таких людях и знал, что они существуют. Но еще ни разу в жизни Фред не видел, чтобы священник неподобающе вел себя в общественном месте. В этом городе такая уйма священников, подумал Фред, что среди них, конечно, встречается и какой-то процент подонков. Этим объяснением он и удовольствовался, но встреча оставила неприятный осадок.
Добравшись наконец до дому. Фред снял рубашку и налил стакан кока-колы. Потом позволил Диди, которая приплясывала от нетерпения, обуреваемая своей ужасающей энергией, развязать свертки.
— Отдай маме этот блокнот и ручку, — распорядился Фред. Дочь послушно направилась к Наоми и вручила ей пластмассовую коробочку.
— Запиши там что-нибудь при мне, — сказал он. — Составь, бога ради, какой-нибудь список и запомни, что это твой блокнот. А тот, что на письменном столе, — мой. Поняла? — Фред говорил беззлобно и довольно вяло — он повторял эту остроту уже не в первый раз.
— А это что? — спросила Диди. Она взяла сверток со змеем, и клубок бечевки покатился по полу. Фред чуть было не кинулся снова его заматывать.
— Это тебе. Разве ты не знаешь, что это такое?
— Красный змей, — сказала Диди. Она мечтала о нем уже не одну неделю, но сейчас притворялась, что ни капельки им не интересуется. Вдруг она не выдержала и возбужденно, умоляюще проговорила:
— А ты можешь собрать его прямо сейчас?
— Давай-ка сделаем это после ужина, дружок, — ответил он, чувствуя, что ведет себя неблаговидно. Сперва мы разжигаем их надежды, потом гасим их. Кроме усталости, у него не было никаких причин откладывать. Фред просительно посмотрел на жену.
— Папа устал, Диди, — пришла ему на выручку Наоми. — Он весь день проходил по жаре.
— Но я хочу только посмотреть, — сказала Диди, так теребя тоненькую красную пленку, что чуть было не порвала ее.
Фред уже раскаивался, что пил кока-колу, у него пучило живот, а прохладиться он толком не прохладился.
— Сначала мы чего-нибудь поедим, — вкрадчиво сказал он, — а потом мама соберет тебе змея. — Он обернулся к жене. — Ты ведь не возражаешь? Я только все перепорчу. — Когда Фреду приходилось вдевать нитку или вешать картину, всегдашняя легкая дрожь в руках настолько усиливалась, что он становился почти беспомощным.
— Ну конечно, — принужденно улыбаясь, ответила Наоми. Они давно уже разделили сферы деятельности.
— Там есть рисунок и инструкция.
— Я знаю. Ничего, как-нибудь соберем. Ну, а уж запускайте его сами… — Наоми встала, держа в руках блокнот, и отправилась на кухню готовить ужин.
Ужин был как нельзя более подходящий для такой жаркой погоды: в меру приправленный растительным маслом и уксусом салат, булочка, масло, ломтики холодного окорока. Мало-помалу Фред пришел в себя и в лицах изобразил Наоми эпизод в автобусе.
— Я был совершенно подавлен, — сказал он.
Слова мужа ее ничуть не удивили: в последнее время Фреда подавляло почти все необычное, чего он не мог как-либо изменить или исправить.
— Ему было лет шестьдесят. Да, да, шестьдесят, не меньше. Причем сразу бросалось в глаза, что это совершенно конченый человек.
— Обычная история, — сказала она. — Не слишком ли ты ее романтизируешь?
— То есть?
— Несостоявшийся священник, опустошенная личность, человек без призвания. Об этом все пишут. Грэм Грин построил на этой теме всю свою карьеру.
— Ты неправильно понимаешь это выражение, — нехотя выдавил из себя Фред. — Его не употребляют по отношению к настоящим священникам, пусть даже к священникам без призвания.
— В самом деле? — Наоми подняла бровь: она была воспитана лучше мужа.
— Ну, разумеется. Так называют тех, кто вообще никогда не был священником. Вся суть здесь в том, что призвание было, а человек им пренебрег. Вот что такое несостоявшийся священник. Это ирландское выражение. Обычно так называют неудачников или пьяниц. — Он коротко рассмеялся. — По второму признаку я не прохожу.
— Ты не неудачник.
— Да, пока что слишком молод. Дай срок. — У Фреда не было никаких причин так говорить: в магазине он считался одним из лучших продавцов.
— К тому же ты не собирался стать священником, — убежденно проговорила Наоми и засмеялась какой-то тайной мысли. — Не сомневаюсь, что с твоими наклонностями это тебе и в голову не приходило. — Она намекала на исполнение им супружеских обязанностей. Фред был неутомим, и она с неменьшей страстью покорялась ему. Наоми была искушенной и пылкой любовницей — немаловажное достоинство в жене.
— Давайте складывать змея, — сказала Диди, выбираясь из-за своего столика. Она произнесла эти слова с такой недетской решимостью, что родители засмеялись.
— Ну, что же вы? — спросила она и запрыгала возле дивана.
Инструкция была настолько бестолковой, что Наоми тут же порвала пленку. Предполагалось, что в пленке проделаны два отверстия, через которые надо пропустить бечевку, но отверстий не оказалось, а когда Наоми пробуравила их сама, пленка сразу же начала расползаться.
— Шотландскую тесьму, — сказала она, словно хирург, накладывающий шов.
— Там есть рисунок, — услужливо, но с тайным раздражением заметил Фред.
— Вижу, — ответила она.
— Мама сделала в змее дырки, — встревоженно проговорила Диди. — Она хочет его сломать?
— Нет, — ответил Фред. Инструкция и вправду была бестолковой.
Наоми связала дранки под прямым углом, и у нее ушло на это столько бечевки, что, по убеждению Фреда, змей не мог теперь подняться в воздух. Потом она привязала пленку к тем краям дранок, где были сделаны зазубрины, и змей стал приобретать форму.
— Какой-то он чудной получается, — заметила она раздраженно и обескураженно.
— Поверхность должна изгибаться так, чтобы давление воздуха было неодинаковым. — Фред довольно смутно помнил это из школьного курса физики.
Наоми согнула крестовину и привязала ее, выгнув дугой. Красная пленка упруго натянулась.
— Ну вот, — сказала она.
— Ты забыла продернуть спереди бечевку, — брюзгливо заметил Фред. — А ведь именно для нее ты и проделывала эти дырки, помнишь?
— Почему папа злится? — спросила Диди.
— Я не злюсь!
Хлынул дождь, крупные капли с шумом шлепались о тротуар.
— Больше я уже ничего не могу, — сказала Наоми, решительно взглянув на мужа. — Ведь не сегодня же мы будем его запускать?