Выбрать главу

Он смотрел, как его тень прыгает по стенам домов, и в голове его вертелись все те же мысли; он привык к ним, как человек привыкает к животным, с которыми каждый день возится. Он знает их слишком хорошо, чтобы удивляться им; он уже давно перестал разглядывать их; они снуют мимо него взад и вперед, не трогая его безучастного взгляда.

Подходя к своему дому, Шарль думал о жене. Он возвращался к ней не спеша, и все же им овладевало чувство успокоения, словно она была частичкой собственности, принадлежащей только ему.

Внезапно он замечал, что уже почти пришел. Два низких дома — два близнеца, выросших в бедности и невзгодах, — ждали его, их полуразвалившиеся серые подобия веранд выходили на тротуар. В одном из этих домов на третьем этаже он снимал комнаты.

Он поднимался по лестнице, зажигал свечу и шел в спальню. Хриплый, приглушенный голос, который он хорошо знал и который, несмотря ни на что, был ему дорог, устало произносил:

— Это ты, Шарль?

Он ставил свечу на ночной столик. Женщина заслоняла глаза рукой. Он садился на кровать у нее в ногах.

— Как твоя сестра?

— Все так же.

Этот вопрос и этот ответ, как и во все остальные вечера, тяжело падал в унылую тишину. За этими словами таился невысказанный вопрос:

«Ты думаешь, твоя сестра еще долго протянет?»

«Боюсь, что так… Она все еще держится…»

В эту минуту в доме на Эспланаде Стефани де Бишет, нелепая, как старомодная тарелка, и сухая, как прессованный финик, скрестив на груди свои маленькие холодные ручки, предавала бездонной пустоте ночи ту маленькую пустоту, которой она была.

А Жеральдине, лежавшей без сна, казалось, что смерть уже закрыла последнюю дверь в этом старом доме.

Перевод с английского И. Грачева

Скотт Янг

Белый маскинонг

В последний вторник апреля, когда Черноволосый Эб Меги пилил за домом дрова, он услышал, как по грязной узкой дороге пробирается на малой скорости машина. День был сырой, низко над землей неслись тучи, но Эб работал без свитера. Теперь он снова надел его и пошел вокруг дома. Он с уверенностью мог сказать, кто приехал, и не ошибся. У ворот стоял грузовик государственного рыбопитомника по выведению маскинонгов, и Джон Макманус, водитель, вылезал из кабины.

Заболоченная почва хлюпала под большими сапогами Черноволосого Эба, широкие брюки комбинезона болтались на худых ногах. Джон Макманус ждал его у грузовика, улыбающийся, длинноносый, чуть повыше Эба и почти такой же худой. Они радушно поздоровались за руку.

— Как перезимовал, Эб?

— Неплохо, Джон. А ты?

— С каждым годом все хуже. Чем больше платят, тем хуже работа. Конечно, рад, что наступил нерест.

В течение двадцати двух лет Черноволосый Эб и Джон работали вместе, и все эти годы Джон, худой робкий молодой человек, приезжал сюда во время нереста и начинал на Ирландском озере работу по искусственному разведению белых маскинонгов. Джон и Эб мало разговаривали друг с другом. Они знали — когда мужчины дружат, незачем об этом много болтать.

Правда, когда чуть погодя у Эба собрался народ, оба много рассказывали. Весть о прибывшей машине здесь, в глуши, распространяется быстро. Предки местных фермеров, сто лет назад спасаясь от голода, попали из Ирландии в страну Каварта, страну озер и гор центрального штата Онтарио. Местные фермеры знали грузовик рыбопитомника еще по прошлым годам и всегда приходили слушать новости, которые привозил Джон.

Рыжий Эб Меги, кузен Черноволосого, обошел краем поле, покрытое свежей зеленью озимой ржи, перепрыгнул через несколько заборов из кедровых брусьев и вовремя поспел к послеобеденному чаю. Сюда пришли все — стар и млад, стройные и полные, бритые и бородачи, семьи О’Коннел и Фис, Дейэлс и Маккуэйдс. Все они собрались в кухне Черноволосого Эба, сидели на качалках, на маленьком черном кожаном диване, на полу, стояли, прислонившись к стенке. Из школы на обед пришли трое сыновей Эба, они сидели на деревянном ящике у плиты, а младшая дочь — у отца на коленях.

В ответ на вопрос или брошенное слово Черноволосый Эб и Джон рассказывали, как в прошлые годы им удавалось сдаивать до сорока и пятидесяти фунтов икры. Они вспомнили о маскинонге, погибавшем от голода, которого они спасли, вытащив застрявшего у него в глотке паразита, о громадных, запутывающих сети рыбах, которых им не удавалось сдаивать, потому что невозможно было справиться с ними, не лишая их жизни, о боевых ранах, которые бывают у хищных рыб.