— Чтоб больше этого не повторялось! — произнес хозяин, круто повернулся и двинулся обратно к дому.
После обеда Ханки подошел к трактору и долго пререкался с Куртом по-немецки. Курт слез с машины и вместе с Ханки прошелся вдоль рядков табака, которые мы обирали утром. Когда они вернулись, в руке у Ханки было несколько желтых, хилых нижних листков. Со злостью он швырнул их в бункер, потом исчез в зелени табака и принялся за работу.
За ужином об уборке не было сказано ни слова. Хозяин не появлялся. Мужчины приняли душ во дворе, позади сушилок, а обеим женщинам, канадкам-француженкам, по случаю субботы позволили мыться в доме в ванной. Я положил шорты и свою запасную сорочку мокнуть в ведро с водой. Потом улегся на койку и в открытую дверь склада наблюдал за Ханки, поднимавшим во дворе штангу. Я слышал, как болтали и смеялись наши две женщины, садясь в машину Френчи, потом смотрел вслед, когда он вел машину по дороге в Симко.
Ханки вымылся, побрился, снял с вешалки висевшие под курткой белую сорочку и бежевые холщовые штаны.
— Ты остаешься, Джордж? — спросил он.
— Да, Ханки. Некоторое время воздержусь от поездок в город.
— Может, тебе надо несколько долларов, Джордж? Я пойду возьму, мне причитается.
— Нет, спасибо. Мне хватит на неделю на табак и газеты, а больше мне ничего не нужно.
— Ладно. Увидишь, тебе станет легче к понедельнику, Джордж, — засмеялся он.
— Спасибо, что вступился за нас сегодня. Если б не ты, мне и Крумлину пришлось бы вечером вторично обойти наши рядки.
— Да что там, Джордж. Грюнтер хотел напакостить, вот и все. Не только вам, но и мне. Но нет, сэр, с Ханки это не пройдет.
Мы посмеялись над нелепостью такой затеи Грюнтера.
— Ты уезжаешь до понедельника? — спросил я.
— А то как же. Побуду в семье поляков. В костел схожу. — Он достал из кармана маленькую книжечку и протянул мне. Напечатано было по-польски, и между слов были колонки цифр и числа месяца: даты и небольшие суммы денег — в итоге значилось триста пятьдесят долларов. — Мои деньги в Польском обществе взаимного кредита, — объяснил он. — Еще несколько лет буду откладывать и куплю себе табачную плантацию. Сегодня положу пятьдесят долларов, будет четыреста, а, Джордж?
— Ты богач, Ханки.
— Не это важно, Джордж. Здоровье куда важнее, а?
Он засмеялся, хлопнул меня по плечу и вышел из склада. Я смотрел, как он выкатил свой старый велосипед из амбара и направился к дому. На несколько минут он исчез там, потом появился и поехал в сторону города.
С заходом солнца набежал легкий ветерок. Маккеннон и Крумлин, которые обосновались в амбаре, спросили, проходя мимо, не надо ли мне чего-нибудь в лавке на перекрестке за милю от нас. Я дал Маккеннону денег на табак и курительную бумагу, но отказался составить им компанию.
Вскоре мне надоело жалеть самого себя и размышлять над тем, какой я дурак и как это я докатился до того, что работаю на уборке табака. Я встал и пересек двор. В сумерках ферма казалась театральной декорацией — большой каркасный дом с защитной лентой тополей, дуб, господствующий над двором, оранжерея и пять высоких сушилок на заднем плане. Сушилки под номерами 1, 2 и 3, где на медленном огне обрабатывались листья, изрыгали из своих труб маслянистый дым.
Я прошелся вокруг дома. Вслушиваясь в стрекот цикад в тополях и постукивание козодоя где-то в темнеющем небе, я уловил крики в доме. Я не мог разобрать слова и даже понять, на каком языке говорили, но через окно комнаты видел тучную фигуру хозяина, который орал, тыча пальцем в Мэри. Курт стоял у дверей, самодовольно ухмыляясь. Миссис Вандервельде увещевала мужа, положив руку ему на плечо. Я понял, что говорят о Ханки. Я повернулся назад и направился к сушилкам.
Джо сидел на стуле с парусиновым сиденьем против четвертой сушилки и слушал по транзистору программу народных песен. Он тихо подпевал, отбивая такт ногой. Он молча кивнул мне. Через несколько минут со стороны дома подошел Курт Грюнтер, поздоровался с Джо, но не со мной, наклонился и заглянул в печь третьей сушилки. Курт почти все вечера проводил возле сушилок, уж очень ему хотелось стать мастером. Я вернулся в склад.
Спустя некоторое время я услышал, как хлопнула входная дверь в доме. Мэри вышла на крыльцо, она плакала. Потом появился Курт, и оба сели на ступеньку. До меня донесся смешок девушки, ведь слезы ее были лишь защитой от отца.
Не такая она, чтоб Ханки мечтал на ней жениться. Но кто стал бы спрашивать мое мнение? С кем она сидит, когда Ханки отсутствует, — ее дело. Ночью я несколько раз просыпался, и Ханки не было на его койке, а однажды я видел его возвращающимся с поля вместе с Мэри. Я размышлял над тем, что к старости начинаешь завидовать любовным интрижкам молодых. Я разделся и залез под одеяло.