Мать вскочила и прижала ее к себе.
— Дебби, Дебби, что случилось? — говорила она, обнимая девочку.
— Я убила его! Убила! — исступленно кричала Дебора. Потом тяжесть, давившая ей на грудь, упала, и она разразилась рыданиями.
Отец, лежавший на соседней кровати, приподнялся на локте.
— Мириам, в чем там дело?
— Это Дебора. Ночные кошмары.
Он опустился на подушку.
— Только этого еще не хватало!
Дебора сдержала слезы. Ее трясло как в лихорадке.
— Он умирает! Умирает! О, сделайте же что-нибудь, — твердила она.
Мать подняла Дебору.
— Ну, перестань, перестань, — уговаривала она. Вынув платок, она вытерла ей глаза. — Ну, теперь расскажи все маме. Кто умирает?
Дебора подавила рыдания. Она боялась, что мать опоздает.
— На чердаке, — вымолвила она. — Голубь.
— Голубь? Деточка, на чердаке нет никакого голубя. Тебе это приснилось.
Дебору охватил ужас.
— Это не сон, не сон! — закричала она.
Мать повернулась к отцу:
— Сделай же что-нибудь, Джордж. Видишь, что с ней творится?
Отец со стоном сел на кровати.
— О господи, что я должен сделать? Рассеять кошмары?
— Во всяком случае ты мог бы пойти на чердак и доказать ребенку, что там никто не умирает.
С раздражением взглянув на дочь, он спустил ноги на пол.
Дебора наблюдала за ним. Ей хотелось крикнуть: «Скорее, прошу тебя, скорее!» Но она не могла сказать это ему, своему отцу, который был таким жестоким.
Он сунул ноги в шлепанцы, одернул пижаму и вышел. Дебора стояла ни жива ни мертва, впившись взглядом в открытую дверь спальни. Мать утешала ее, откидывая падавшие ей на глаза волосы. Дебора слышала, как мать говорила ей, что отец все исправит, но она-то знала, что он ничего не исправит. Он увидит мертвого голубя, и ей нужно будет объяснять ему то ужасное, что помимо ее воли случилось на чердаке.
Наконец в дверях появился отец. Взгляд Деборы остановился на мертвом голубе, которого он держал двумя пальцами за крыло.
— Какого черта ты делала на чердаке? — спросил он.
Увидев голубя, мать вздрогнула.
Чувство вины, уже однажды испытанное, но теперь осознанное с новой силой, всколыхнулось в душе Деборы.
— Я этого не делала! Не делала! — закричала она.
— Перестань визжать! — приказал отец.
— Джордж!
Мать обернулась к Деборе:
— Ты не виновата, дорогая, я уверена.
Потом она опять повернулась к отцу:
— Разве ты не видишь, что у ребенка истерика?
— Так пусть она немедленно успокоится, — сказал он. Дебора отвела глаза от голубя и посмотрела на отца с нескрываемой ненавистью.
— Никогда! — закричала она ему. — Никогда!
Лео Кеннеди
Племянник духовного звания
У миссис Халлоран был племянник, носивший духовный сан, но это не мешало ей пить без зазрения совести. Ее муж, Топтыга Халлоран, верзила с бычьей шеей и физиономией цвета тушеной говядины, одно время служил в береговой охране монреальского порта, но вот уже несколько лет, как вылетел из полиции за злоупотребление спиртным и стачку с гангстерами из банды Черного Крюка. Затем он состоял вышибалой в кабаке на улице Сен-Анри, но пристрастие к бутылке и наступивший кризис лишили его и этой должности. Пришлось миссис Халлоран, оплакивая свою горькую долю, опять взяться за поденную работу, а Топтыга тем временем совсем спился и, по ее признанию, ни на что путное уже не годился, даже в подметальщики улиц.
Так или иначе, его супруга работала уборщицей в одной конторе, и в церкви святого Тимофея, расположенной в Гриффинтауне, районе Монреаля, населенном ирландцами. Почесывая бородавки на своем длинном, остром подбородке, она частенько сетовала по поводу того, что храму, посещаемому добропорядочными ирландцами, угораздило очутиться по соседству с улицами, где жили «эти прожженные итальяшки». Ее возмущало окружение неряшливо одетых, закутанных в шали толстух итальянок, тачек, груженных красным и зеленым перцем, развинченных сутенеров и дешевых, дурно пахнущих шлюх. Непроходящее состояние опьянения подогревало ее нетерпимость доброй ирландки и полуреспектабельной дамы.