И вдруг ей подумалось: а разве раньше не случалось буранов и метелей? И все-таки он всегда приходил к ней.
При этой мысли в ней все замерло от ужаса. Теперь ей было непонятно, как она могла так себя обманывать, как минутный порыв страсти смог заглушить в ней голос не только совести, но и здравого смысла и осторожности. Джон всегда возвращался. Нет такой бури, которая бы его остановила. Он силен и не боится мороза. Он с детства ходит через холмы и знает там каждый овражек, каждую тропку. Так сидеть и ждать — это просто безумие. Пока еще есть время, надо разбудить Стивена и отправить его домой.
Но подойдя к спящему Стивену, она заколебалась. Его безмятежность, его спокойное ровное дыхание подействовали на нее отрезвляюще. Для него ничего не случилось — ничего никогда не случится. Если она его разбудит, он только рассмеется и посоветует ей послушать, что творится за окном. Уже было далеко за полночь: Джон или заблудился, или остался ночевать у отца. И она прекрасно знала, что любовь к ней не лишала Джона здравого смысла. Он никогда не пойдет на бессмысленный риск, никогда не позволит себе приносить жертву, которая может поставить под угрозу ее будущее. Нет, им со Стивеном ничто не угрожает. Никто ничего не узнает. Надо взять себя в руки, надо смотреть на вещи так же трезво, как Стивен.
Она положила руку на плечо Стивена, надеясь почерпнуть у него спокойствия. Ей было бы легче, если б он не спал, если бы он был вместе с ней и разделял ее вину, но постепенно, глядя на его красивое лицо, освещенное отблесками огня, она поняла, что для него не существует никакой вины. Так же как раньше, вечером, в нем не было страсти, не было борьбы противоречивых чувств. В нем не было ничего, кроме трезвой оценки положения, кроме выжидательной усмешки и самонадеянного излома бровей, который так отличал его от Джона. Она вся содрогнулась от стыда, вспомнив, как не могла отвести глаз от этого лица, как уверяла себя, что его красота и молодость и сама непохожесть на Джона служат ей оправданием.
Сейчас, в зыбком полумраке, это лицо было по-прежнему молодо, по-прежнему красиво. Уже не считая его оправданием, зная, что по-настоящему близкий ей человек — это Джон, но все же с чувством потери, сама удивляясь власти и деспотизму этого лица, она на секунду прикоснулась к нему кончиками пальцев.
Ей не в чем было винить Стивена. В нем не было страсти, не было вины — следовательно, от него нельзя было требовать и ответственности. Глядя, как он спит, как витает на его губах легкая умиротворенная улыбка не омраченного совестью довольства, она вдруг поняла, что сейчас он открыт ей весь, всем своим существом — всем, что в нем когда-либо было или может быть. По-настоящему близкий ей человек — это Джон. Ее будущее с ним. И весь остаток своих дней она будет терзаться раскаянием за сделанное сегодня ночью и пытаться загладить свою вину перед ним.
Она тихонько вернулась на кухню и, не размышляя, движимая лишь непреодолимой потребностью, снова подошла к двери, из-за которой тянул пронизывающий сквозняк. Ближе к утру буран стал затихать. Дикий вой сменился слабым утомленным стоном. Пляшущие блики на стене гасли, и холод опять прокрался в дом. По-прежнему поскрипывали желоба, словно мучаясь каким-то страшным предчувствием. И по-прежнему, не обращая ни на что внимания, с тупым самодовольством тикали часы.
Джона нашли наутро всего в миле от дому. Он уперся в ограду своего собственного выгона и там замерз, стоя прямо и вцепившись руками в проволоку.
— Как же он оказался к югу от дома? — недоумевали соседи, когда она рассказала им, что он шел через холмы. — И как он дом не заметил — ведь мимо прошел? Это все оттого, наверно, что ветер дул со всех сторон сразу. Не надо ему было идти ночью. Видел же двойное кольцо вокруг луны.
Секунду она глядела вдаль, потом сказала, как будто про себя:
— Такой уж он был человек — он не мог не вернуться.
Позднее, когда ее оставили с ним наедине, она опустилась возле него на колени и взяла его руку. Ее глаза заволоклись слезами — это все еще была такая сильная и терпеливая рука, — затем вдруг расширились, вгляделись. На ладони, заметный даже на фоне смертной белизны, белел след масляной краски.
Патрик Уодингтон
Затерянная улица
Марк Джирондин так давно служил в регистрационном секторе технического отдела муниципалитета, что мог в любой момент мысленно нарисовать план города со всеми его площадями, перекрестками, тупиками и извилистыми переулками, не пропустив ни одного.