Хью Худ
Запуск красного змея
Обратный путь начался неудачно. И все потому, что Фред еще плохо знал город да и вообще был рассеянным. Усталый, пропыленный, потный, он простоял минут десять на автобусной остановке возле грязной черно-желтой таблички с номерами маршрутов, переминаясь с ноги на ногу и перекладывая свертки из одной руки в другую. Над асфальтом колыхалось знойное марево. Скоро за Фредом выстроилась шумная очередь такой внушительной длины, что, пожалуй, могла бы заполнить любой образчик городского транспорта. Но вот, переваливаясь, приполз громоздкий коричневый автобус, похожий на старую, неопрятную корову, и, испустив, казалось, последнее в своей жизни мычание, остановился у таблички.
Фред порадовался, что стоит первым, — в автобусе почти не было мест. Однако, сделав шаг вперед, он вдруг заметил у дверей автобуса трафаретку, на которой значилось: «Кот-де-Неж — Бульвар», и отпрянул, словно от удара, наступив на ногу стоявшей позади женщине. Это был совсем другой маршрут, не 65-й, а 66-й. Женщина яростно протиснулась мимо него, а очередь возмущенно загомонила.
Фред поглядел на табличку: так и есть, он попал не на ту остановку. Тут он заметил краем глаза, что с другой стороны площади отъезжает еще один автобус — именно там и была остановка 65-го, там ему и следовало стоять все это время. С тем усталым вздохом, каким, к немалому раздражению Наоми, он встречал обычно каждый завтрак, Фред взял свертки поудобнее и, чувствуя, как пот стекает по шее и сбегает между лопатками, пересек, вопреки указанию светофора, улицу Сент-Катрин, за что был награжден презрительной, чисто галльской ухмылкой полисмена, и возглавил новую очередь, на этот раз на своей остановке. Было уже почти половина пятого, и толпы субботних покупателей, измученные летней духотой, пылищей и июльской предпраздничной суетой, устремились домой. Скоро все они разойдутся по своим квартирам и рассядутся на балконах. На окраинах обитатели двух- и четырехквартирных домов будут наслаждаться холодным ужином на свежем воздухе. Но в квартире Калвертов балкона не было. Когда Фред и Наоми искали себе жилье, им и в голову не пришло обратить внимание на это обстоятельство. Они считали Монреаль субарктическим городом, и теперь каждое лето им предстояло раскаиваться в этом поспешном суждении.
Весь день Фред проходил по магазинам улицы Сент-Катрин, и совесть его была неспокойна, так как он давно уже слышал, что именно здесь прогуливаются знаменитые монреальские красотки, и хотел полюбоваться на них, не стесняемый присутствием жены. Девушек было предостаточно, но ничего «такого уж» он не встретил и, изнемогая от жары, делал множество мелких и бесполезных покупок, из тех, какие обычно совершает человек, угодивший в западню Вулворта. Он купил шариковую ручку и блокнот для Наоми (у нее была привычка хватать его собственную записную книжку и, нацарапав там неоправданно длинный список продуктов, которые надлежало купить, оставлять ее где-нибудь на кухне), шесть пачек сигарет, несколько конвертов, парочку безделушек, долгоиграющую пластинку, две связки книг от букиниста. Наконец, самой легкой и наиболее неудобной его ношей был змей, купленный для Диди: две деревянные дранки, закатанные в красную пластмассовую пленку, и моток дешевой бечевки (ее навряд ли хватит, если он вообще когда-нибудь запустит в воздух эту штуку).
Когда мальчишкой Фред ходил на рыбалку, он никогда не мог поймать ни одной рыбы; играя в хоккей, ни разу не забил шайбы. Он постоянно терпел фиаско во всех играх и спортивных состязаниях. Но он продолжал верить в них, в их необыкновенные, оздоровляющие душу свойства, и сейчас он надеялся, что Диди — жаль, конечно, что она не мальчик, — поймает когда-нибудь рыбу; и хотя она едва ли станет играть в хоккей, зато, может быть, научится ходить на лыжах или кататься на санках с гор. Он давно заметил, что люди относятся к запуску змеев, как к некоему таинству, а на самих змеев смотрят так, будто они живые. Может быть, поэтому его грызло предчувствие, что он еще хлебнет лиха со своей покупкой.
Внутри автобус напоминал товарный вагон, только с окошками, впрочем, от них было мало толку. Если бы с этого автобуса можно было снять стенки и крышу, как снимают бумагу с пачки масла, то обнажился бы продолговатый желтый ком густой и плотной жары, в которую, словно крошки хлеба, были вкраплены приунывшие пассажиры.