Быть с ним было подобно тому, чтобы быть в раю, но она понимала, что находиться в доме герцога одной, без компаньонки, она не должна. Хотя ей казалось, что в этом нет ничего плохого.
Честно говоря, ей сейчас не хотелось думать ни о чем, ей казалось, что ничто не может быть истолковано превратно с тех пор, как герцог увез ее из «Мулен Руж». Его дом, как и он сам, был словно озарен красотой, напоминавшей Уие о матери и о той атмосфере, которая царила в их в домике в пригороде Парижа.
Но она хорошо знала, что бы подумали родители девочек, с которыми она училась в монастырской школе, если бы кто-нибудь из их дочерей вдруг повел бы себя подобным образом.
Она спрашивала себя беспомощно, что же ей было делать, и понимала, что такая жизнь долго не продлится.
Но Уна сейчас думала не о себе, а о герцоге.
Как вице-король Ирландии он будет представлять королеву, а Ее Величество всегда олицетворяла респектабельность и следование традициям. А в эти понятия не входила молодая девушка, у которой нет ни дома, ни денег.
«Что мне делать? Мама, скажи… что же мне делать?» — просила Уна.
Но впервые ее молитва не была отчаянной мольбой о помощи — поцелуй герцога заставил ее сердце танцевать; ей казалось, что весь мир озарен небесным светом.
Она медленно разделась и легла в постель.
В постели она спросила себя, почему бы ей было не побыть с герцогом немножечко подольше, тогда бы он, наверное, поцеловал бы ее еще раз.
«Завтра он оставит меня и вернется в Лондон», — решила она.
Она спрятала лицо в подушку, потому что думать о расставании с ним было невыносимо.
«Я люблю, люблю, люблю его!» — твердила она.
Потом она решила, что будет лежать тихо, чтобы услышать, как он поднимется по ступенькам и войдет в свою спальню, которая располагалась рядом с ее комнатой.
Она знала, что между двумя комнатами была дверь, по для нее эго ничего не значило, разве только то, что он был близко и она чувствовала себя в полной безопасности.
Она знала, что стоит ей только услышать его шаги, и она снова почувствует себя так же, как тогда, когда он держал ее в объятиях, и ей не о чем больше будет беспокоиться.
Чтобы не уснуть, она оставила гореть одну свечу у изголовья и стала вспоминать все, что случилось с ней сегодня вечером: их обед в «Гран Вефур», слова, которые они говорили друг другу, прогулка в открытом экипаже, фонари на площади Согласия, мерцающее серебро Сены.
Все это напоминало волшебную сказку, только на этот раз у сказки не будет счастливого конца.
И все же она была счастлива, вспоминая его слова, его губы на своих губах, силу его рук, близость его тела.
«Всю жизнь я буду молиться о нем, — поклялась себе Уна, — молиться, чтобы он мог помогать другим людям так же, как… как он помог мне; чтобы народ Ирландии процветал, благодаря его блестящему уму и щедрому сердцу.
Думая о герцоге, она, должно быть, задремала, и ей показалось, ito ее голова лежит у него на плече, как тогда, когда они ехали в карете, крепко прижавшись друг у другу.
Вдруг она обнаружила, что уже не дремлет, а проснулась, и увидела, что дверь ее комнаты открылась.
Она услышала это еще в полусне, но не хотела пробуждаться от сладкого сна, в котором герцог был рядом с ней.
Тут она услышала, как густой голос сказал:
— Вы ш-шпите, милая девушка? Уна вздрогнула и открыла глаза.
В ее комнате у открытой двери стоял лорд Стэнтон, и, еще не успев взглянуть на него, только по тому, как он растягивал слова, Уна догадалась, что он был пьян.
В прошлом она несколько раз видела отца пьяным, и это очень испугало ее. Но еще более страшно было обнаружить в своей комнате пьяного мужчину и увидеть улыбку на его устах.
— Пришел… шказать покойно… ночи… — сказал он, — и п'целовать одну из ш-шамых миленьких дам, кот-торых м-мне доводилось встречать!
Уна села в кровати.
— Уходите! — сказала она. — У вас нет никакого права входить в мою комнату!
Ей хотелось, чтобы ее слова звучали строго и уверенно, но ее голос дрогнул, и она проговорила все это голоском, который был едва громче шепота.
— Объехал вешь Париш-ш, — сказал лорд Стэнтон, покачиваясь, — и никого не наш-шел крашивее ваш!
На последних словах он икнул и продолжил:
— Вы мож-шете утешить мое ражжочарование и поцеловать меня перед шном.
— Нет! Нет! — закричала Уна.
Он направился к ней, протягивая руки.
— Нет! Нет! — еще раз вскрикнула Уна.
Она поняла, что он не слышит ее; он уже подошел к ней почти вплотную. Тут она вспомнила, что в комнате была дверь, которая вела в спальню герцога.
Эта дверь показалась ей спасательным кругом, и, сдавленно вскрикнув, когда горячие руки лорда Стэнтона коснулись ее, Уна выкарабкалась из кровати. Затем, не оглядываясь, она кинулась к двери, ведущей в спальню герцога, и распахнула ее.
Дверь оказалась тяжелой, гораздо тяжелее, чем думала Уна, но она навалилась на нее изо всех сил, чтобы открыть, и, уже открыв, услышала за собой призывы лорда Стэнтона.
Она была очень напугана, поэтому бросилась вперед.
Только тут Уна осознала, что находится не в спальне герцога, как она ожидала, а в каком-то маленьком помещении, которое, наверное, в прошлом веке использовалось как гардеробная. Там было незанавешенное окно, и в тусклом свете прямо перед собой Уна увидела еще одну дверь.
Она кинулась к этой двери. Та открывалась внутрь, и Уна скорее ввалилась, чем вошла, в комнату за дверью.
Герцог в изумлении обернулся, а Уна, задыхаясь от страха, кинулась к нему.
Сначала она не могла говорить, только едва могла перевести дыхание, а когда герцог обнял ее, просто вцепилась в него.
— Что случилось? Что вас так испугало? — спросил герцог.
Сквозь тонкую ткань ночной сорочки он почувствовал, как трепещет ее тело, и, обняв ее, подумал, что это судьба привела ее к нему, когда он был настроен не ходить к ней.
— Что случилось? — спросил он еще раз, и Уна, хотя ее дыхание еще было прерывистым, с трудом ответила:
— Эт-то ваш ку-кузен… он испугал меня!
— Испугал вас? Каким образом? — резко спросил герцог.
— Он хотел… поцеловать меня… — прошептала Уна.
Она опять спрятала лицо у него на груди, чувствуя, что раз она с герцогом — значит, в безопасности, и лорд Стэнтон не посмеет ее тронуть.
— Я не позволю, чтобы такое происходило в моем доме! — в гневе воскликнул герцог.
Он сделал такое движение, словно собирался подойти к двери, которую Уна оставила открытой, но она вцепилась в него и закричала:
— Нет, нет, не оставляйте меня! И не надо драки!
— Почему бы и нет? — резко спросил герцог. — Нельзя терпеть, чтобы кто-то вел себя в подобной манере.
Говоря это, он знал, что сам был во всем виноват.
Он дал понять Берти Стэнтону, что для него Уна ничего не значит, и, раз она жила у него одна, что еще мог решить Берти, как не то, что Уна распутная женщина без всяких нравственных принципов?
Уна была права. Ошибкой было бы устраивать сцену.
Герцог просто обнял ее покрепче, чувствуя, что она разрешила вопрос, который мучил его в течение последних двух часов. Он любил ее и не мог оставить ее, беззащитную, какие бы последствия его ни ждали.
— Ты в безопасности, моя дорогая. Никто тебя больше не обидит.
Он почувствовал, как напряжение немного отпустило ее, но, уже подняв к нему лицо, она все еще дрожала.
В неярком свете свечи, стоявшей у кровати, она выглядела так прелестно, что он сначала полюбовался ею, а потом нежно встретил губами ее губы.
Он поцеловал ее и понял, что она больше не дрожит, но трепещет, трепещет от восторга, который он вызвал в ней. Его губы не отпускали ее, пока он не почувствовал, что они словно плывут над миром, окруженные волшебством, равного которому он никогда еще не знал.