Мрачным мистическим покрывалом опустилась ночь, погрузив старый дом в глубокую и тяжёлую тишину. Безмолвие теперь стало моим постоянным спутником, единственным другом. Я сидел в кресле, вытянув обессилено ноги, и смотрел в стену немигающим взглядом. Сколько часов? В глаза словно щедро насыпали стекольной крошки - значит, долго.
Вяло, но неизбежно накатывающий озноб, с которым не хотелось бороться, пронизывал до самых костей, будто я опускался в вырытую в мёрзлой земле могилу, а прямоугольник звёздного неба над головой становился всё меньше. Ничто не связывало меня больше с этим миром, кроме бренного тела. Никто не мог заставить снова жить и дышать, и я медленно и неуклонно шёл к смерти, осознавая причину.
Бутылка выскользнула из онемевших пальцев и покатилась по пыльному грязному ковру. Я даже не шевельнулся, чтобы поднять её. Стекольная крошка в глазах жгла, вызывая слёзы, но так и не смогла заставить меня моргнуть. Может, если я останусь недвижим, дама с косой заберёт меня сегодня? Маловероятно… Я был ещё слишком живой, чтобы об этом мечтать. Понадобится много усилий и времени, чтобы заморить это упрямое молодое тело.
Где-то на втором этаже скрипнула половица, нарушая мой безмолвный покой. Медленно и размеренно бьющееся сердце треснуло, как корка, покрывающая остывающий вулкан. Боль, заглушённая спиртным, всегда возвращалась. Я так и смог научиться с ней жить. Все говорили: это обязательно пройдёт, это временно. Но я оказался слишком слабым и не выдержал, она меня сломала.
Что бы сказала Белла, увидев меня таким? Она бы не поверила своим глазам. Она считала меня сильным, иначе никогда не смогла бы полюбить. И я бы её разочаровал. То, во что я теперь превратился, уничтожило бы её веру в меня, и она наверняка бы нашла себе кого-то другого…
Впрочем, нет. Она бы не бросила меня. В тишине пустого дома сквозь года я слышал её голос, чувствовал горячие ладони на своих щеках: “Что это ты расклеился, любимый? Соберись, нам ещё украшать дом к приезду гостей!” Её весёлый смех сорвал бы с меня маску горя, заставил забыть о печали. Я бы пошёл за ней, куда угодно… Даже в ад.
Вот только в пекле таким, как Белла, не место. Она давным-давно уже на небесах…
Жгучая расплывчатая пелена в глазах причудливо исказила вид старого потухшего камина и фото в чёрной рамке над ним. Я ненавидел себя, ненавидел свои бессильные слёзы, но не поднял руки, чтобы стереть внешние признаки страдания. Кого это волнует? Я был совершенно один много дней подряд…
Внезапно в воспоминаниях вспыхнул звонкий голосок Элис, пытающейся вернуть мне желание жить. Когда это случалось в последний раз? Была ли она здесь вчера, месяц или даже год назад? “Какого черта ты делаешь с собой”, - возмущалась она, сдвигая тяжёлые портьеры и впуская в мое мрачное грязное обиталище свет, вспышкой нестерпимой боли отразившийся в груди. “Пора прийти в себя, Эдвард! Пора смириться - Белла УМЕРЛА!”
“Заткнись!!!” - заорал я на сестру тогда и выставил её за дверь, велев убираться. Я знал: она всего лишь пыталась помочь, она любила меня. Но я не в силах был выносить ее оптимизм и темперамент, когда сам наполовину был уже мёртв. Моё тело ещё цеплялось за этот мир, но душа отказывалась существовать дальше без Беллы.
Быть мёртвым – значило уже не испытывать испепеляющей утраты, от которой невозможно дышать. Не сгорать от непрерывной, невыносимой пытки неподъемной виной. Быть мёртвым - значило скоро встретиться с той, которую люблю.
Элис не понимала этого. Она жизнерадостно разожгла камин, притворяясь, будто не замечает моего дурного настроения. Поставила ёлку и, мурлыкая под нос песенку, украшала её шарами и мишурой, пока я не рявкнул на нее и не прогнал из холла, а потом и из своей жизни. Элис ушла, а дело её рук до сих пор портило мне вид у камина: на облысевших сухих лапах висели покрытые пылью шары. Когда же сестра была здесь в последний раз? Видно, не вчера…
Моё зрение прояснилось, внезапно упав на фотопортрет, и я сглотнул, чувствуя, как осколки вины впиваются в горло, раздирая его в клочья. Девушка была прекрасным созданием, самим совершенством: длинные каштановые кудри обрамляли идеальной формы лицо, бледная кожа подчеркивала изящество тонкой шеи, придавая внешности аристократический вид. Белла могла стать профессором, исследователем, преподавателем и даже научным сотрудником, но вместо этого отдала всю себя благотворительной деятельности, благо солидные банковские счета отца ей это позволяли. Всё, что он заработал нечестным трудом, стремясь обеспечить семью, дочь возвращала нуждающимся людям вопреки его воле и осуждению. Она была Робин Гудом в юбке.
Мы познакомились три года назад под Рождество. Встреча была самой обыкновенной: я приехал в супермаркет за покупками, Белла финансировала благотворительный концерт детских коллективов с бесплатной раздачей игрушек. Я был поражён размахом и щедростью, и тем фактом, что организатору было всего двадцать два! Издали я любовался хрупкой красивой девушкой, а затем пожертвовал её фонду всё, что имел в кошельке, оставив себе только несколько монет на дорогу.
“Щедрое сердце”, - она заметила мой вклад: среди брошенных в прозрачную копилку мелких монет мои зелёные купюры сильно выделялись.
“Вы вдохновили меня на это”, - смутился я, собираясь сбежать. Но Белла не позволила. Словно она уже тогда ощутила пронзившую нас особую связь.
“Поможете убрать аппаратуру?” - предложила она, её улыбка могла растопить полярные шапки и разогнать штормовые тучи.
“Да”, - согласился я, эта девушка заворожила меня.
Я с трудом протолкнул воздух в лёгкие, чувствуя, как выветривается алкоголь и возвращается боль. Взглянул на бутылку виски, прикидывая, смогу ли дотянуться, не вставая. На дне ещё плескалась янтарная жидкость - этого хватит, чтобы отравить меня до утра обманчивым ощущением облегчения.
Я не хотел вспоминать причину, по которой Беллы не стало. Это приносило слишком большую боль.
Наши отношения никогда не были гладкими, мы оказались слишком разными. Я был обычным: стремился сделать карьеру, в будущем - завести стандартную семью с парой детишек разного пола. Я был слишком приземленным для такой идеалистки, как Белла.
Она казалась мне ангелом во плоти: стремилась помочь людям, беззаветно любила животных, и даже соседи устроили из нашего дома проходной двор, пользуясь её дружелюбием и добротой.
Сколько раз в необъятном доме её отца, который он отдал в распоряжение дочери после переезда в Сиэтл, с нами жили бездомные, и не сосчитать. Она не пропускала ни одной беспризорной собаки, тащила домой, отмывала, кормила и пристраивала в хорошие руки. Она была человеком с огромным сердцем, и я не мог не восхищаться возлюбленной. Но со временем хаос, создаваемый ею, начал меня бесить.
Мы стали часто ссориться: я убеждал Беллу притормозить и не пускать в дом всякий сброд, а если ей так сильно хочется помочь им, было проще построить приют для бездомных. Она не слушала.
Ее отец оказался весьма хитрым и внимательным человеком, вовремя уловив разлад в наших отношениях. Во время одной из нечастых семейных встреч он отвел меня в сторону и предложил работу в его компании. Заработок и перспективы были настолько вдохновляющими, что я не смог бы устоять, даже если бы на это была причина. Согласился, почти не раздумывая.
Моя карьера резко прошла в гору, я витал в облаках и перестал считать отца Беллы злодеем. Разве он не стремился всего лишь позаботиться о родных?
Белла скептически отнеслась к моим улучшившимся отношениям с её отцом, но и не возражала. Какое-то время всё было хорошо…