— Отступница! Вот как тебя теперь называют. Твой дядя рассказал, — с упреком в голосе поведала Эвлин. — Он приходил, между прочим. И сосед Вертрам, портной, тоже. Еще и вместе с женой — а она, как известно, вообще из своей хижины не высовывается! Восемь человек было здесь сегодня!
— Тогда лучше не выглядывай на улицу, — посоветовала Адари. — Возле дома целая толпа собралась.
Освободившись из неуклюжих объятий старшего сына, она пыталась вытащить свои серебристые волосы изо рта младшего. Женщины-кешири обычно носили длинные волосы, но для Адари короткая прическа была средством своего рода самозащиты. Впрочем, это не спасало, когда малыш увлекался.
— Рагу готово?
— Рагу? — Эвлин взяла внука на руки, когда Адари пошла на кухню. От раздражения и волнения кожа Эвлин стала ярче и темнее, почти того же насыщенного фиолетового оттенка, что и у дочери. — Ты еще можешь думать о еде! Ты совсем не понимаешь, что происходит?
— Я работала. И я есть хочу.
— Работала?! Как бы не так. Знаю я, где ты была!
Адари заглянула в глиняный горшок — там булькало мясо с овощами — и вздохнула. Конечно же, ее мать знала, где она была. Все, собственно, знали. Адари Вааль — собирательница горных пород и камней, молодая вдова доблестного наездника уваков, на которого возлагалось столько надежд. И Адари Вааль — враг закона и веры, которая, вместо того чтобы нормально воспитывать своих детей, морочит головы чужим. Уже третий день Нештовар допрашивают ее. И просвета не видно.
— Что за шум?
— Они забрасывают дом камнями, — объяснила Адари, ставя на стол дымящуюся миску.
Она приоткрыла входную дверь, стараясь не высовываться из-под защиты тяжелой створки. Через порог тут же перекатилось несколько «подарочков» от добрых соседей. Адари быстро захлопнула дверь. Ее внимание привлек булыжник с острыми краями, закатившийся под детскую люльку. Она подхватила его сильной исцарапанной рукой.
— Отличный экземпляр. — Адари повертела камень в руках. — В окрестностях таких пород не встречается. Откуда-то издалека.
А ее популярность растет. Позже надо будет посмотреть внимательнее, что там накидали. Кому нужны экспедиции, если разъяренная толпа и так забрасывает твой дом отличными образцами. Адари швырнула булыжник в мешок, и без того битком набитый камнями всевозможных форм и цветов. Снаружи здорово громыхнуло. Младшенький заныл. Огромные темные глаза Эвлин еще больше расширились от ужаса.
— Адари, ты слышишь? Они сейчас крышу проломят!
— Это всего лишь гром.
— Это доказательство, вот что это! Дети Небес гневаются на тебя.
— Нет, мама. Они меня защищают, — возразила Адари. Она запихивала в себя еду, даже не присев. — Если пойдет дождь, дом точно не смогут поджечь.
До такого, конечно, дойти не должно — закон защищает вдов нештовари, так что убить ее не посмеют. Но испортить ей жизнь — запросто. А с учетом того, что с недавних пор она сама вроде как преступница, рассчитывать на защиту Нештовар не приходится. Этот маленький спектакль им даже на руку.
Адари высунула голову на задний двор. Никаких камней там не было. Только увак делал все то же, что и весь последний год: занимал очень много места и… благоухал. Ящер с ленцой приоткрыл ядовито-зеленые глаза и недобро покосился на Адари. Даже плотно сложенные кожистые крылья увака все равно цеплялись за противоположные стенки загона. Холодный дождь зверя не побеспокоил, но шум с улицы разбудил его. Любой увак, оставшись без наездника, становился ленивым и злобным. Но Нинк и при живом хозяине благонравием не отличался — своего наездника он не любил. Адари тоже была не в восторге от покойного. Увы, последний прилагался к дому. В том смысле, что дом принадлежал ему.
В старые времена, если нештовари — наездник увака — умирал, то семья умершего и сам увак по традиции следовали за ним. Но подобная практика давно себя изжила. Уваки стоили дорого, нрава были крутого, их привязанности и послушания хватало только на одного хозяина; так что переживших своих наездников ящеров оставляли в загонах, разводя на продажу. Про себя Адари считала, что такое разведение уваков здорово помогает разведению самих нештовари. Наездники все больше были одиночками, пока мрачный ритуал не предали забвению. Сейчас хозяева уваков считались у кешири самыми завидными женихами.
Адари не стремилась выйти замуж за Жари Вааля, вовсе нет. По-настоящему ее интересовали только камни; а Жари… с ним было неплохо поболтать иногда. За девять лет брака он подарил ей двух детишек, которых Адари считала ужасно бестолковыми, не споря с тем, что качеству ее материнской заботы можно дать определение и похуже. Но она любила мальчишек, даже понимая, что вырастут они ничем не лучше отца. Глупость размножается. А она сама? Какой дурой она оказалась, раз не сбежала тогда. Но это же был Жари Вааль! «Доблестный молодой наездник Нештовар, на которого возлагали большие надежды» — фраза из поминальной речи. Но с Нинком он обращался жестоко. Одним прекрасным утром ящер залетел далеко в море и сбросил Жари со спины. Адари могла поклясться, что Нинк выглядел очень довольным, вернувшись в тот день домой один. Она никогда раньше не ладила с Нинком, но после этого стала уважать крылатую скотину. В отношении Жари увак проявил гораздо больше здравого смысла, чем она сама.