Фариом еще некоторое время поболтал с ним на другие темы, а затем продолжил свое движение по городу, пробираясь к храму так прямо, насколько позволяли извилистые улочки. У него не сложилось четкого плана, но он хотел изучить окрестности. Из всего того, что он узнал от торговца одеждой, единственной утешительной подробностью было то, что храм открыт, и всем, кто осмеливался, позволялось входить в него. Однако немногочисленность посетителей могла бы сделать присутствие Фариома в храме подозрительным, а он больше всего желал бы избежать ненужного внимания. С другой стороны, никто, казалось, не слышал о попытках выкрасть мертвое тело из храма — такая наглость не могла бы присниться жителям Зуль-Бха-Сейра и в страшном сне. Самая дерзость его замыслов могла бы в случае удачи отвести от него подозрения и помочь ему спасти Илейт.
Улицы, по которым он шел, плавно спускались вниз и сужались, становясь более темными и извилистыми, чем все те, которые он пересекал раньше. На короткий миг он подумал, что сбился с пути, и чуть было не попросил какого-то прохожего указать ему дорогу. Но тут четверка жрецов Мордигиана, несущих странные, похожие на подстилку носилки из кости и кожаных ремней, вынырнула из узкого переулка прямо перед ним.
На носилках лежало тело девушки, и на мгновение объятый шоком и смятением, заставившими его задрожать, Фариом подумал, что это Илейт. Но взглянув на нее еще раз, он понял, что ошибся. Платье умершей, хотя и скромное, было сшито из какого-то необыкновенного экзотического материала. Ее лицо, такое же бледное, как у Илейт, обрамляли густые кудри, напоминавшие лепестки тяжелых черных маков. Ее красота, теплая и чувственная даже после смерти, отличалась от светлой чистоты Илейт, как роскошная тропическая лилия отличается от скромного нарцисса.
Тихо, выдерживая благоразумное расстояние, Фариом пошел за зловещими закутанными фигурами. Он заметил, что прохожие расступались перед носилками с благоговейной готовностью, и громкие голоса разносчиков и носильщиков затихали, когда мимо них проходили жрецы. Расслышав приглушенный разговор между двумя горожанами, юноша узнал, что девушку звали Арктела, дочь Кваоса, знатного аристократа и судьи Зулъ-Бха-Сейра. Она умерла очень быстро и столь же загадочно от неизвестного врачам заболевания, которое ни в малейшей степени не попортило ее редкостную красоту. Некоторые подозревали не болезнь, а действие какого-то яда, который невозможно обнаружить, другие считали ее жертвой губительного колдовства.
Жрецы невозмутимо шествовали дальше, и Фариом старался, насколько это было возможно в переплетении темных улиц, не терять их из виду. Дорога становилась все более крутой, закрывая обзор того, что находилось внизу, и дома, казалось, сгрудились более тесно, точно отодвигаясь от края обрыва. Наконец юноша заметил впереди своих страшных проводников округлую ложбину прямо в центре города, где в одиночестве поодаль от других зданий высился храм Мордигиана, окруженный мостовой из траурного оникса и мрачными кедрами, чьи кроны чернели, как будто погруженные в вечный мрак склепа.
Здание было построено на странной каменной плите, окрашенной темным пурпуром, точно отрицавшим и яркий свет дня, и расточительство рассветного и закатного сияния. Низкое, оно не имело окон, напоминая своей формой огромный мавзолей. Его ворота зловеще зияли в тени кедров.
Фариом видел, как жрецы исчезли в воротах вместе с лежащей на носилках Арктелой, точно привидения, несущие призрачную ношу. Широкая мощеная площадь между храмом и окружавшими его домами была пуста, но юноша не отваживался пересечь ее в предательски ярком свете дня. Обходя площадь, он заметил, что у огромного храма имелось несколько других входов, и все открыты и никем не охраняемы. Юноша задрожал, представив, что скрывалось за высокими храмовыми стенами, как пир червей скрывается под мраморными надгробиями.
Все гнусности, о которых он слышал, представились ему, и опять он дошел почти до безумия, зная, что Илейт должна лежать вместе с мертвыми в храме, в темной атмосфере мерзости, а он, охваченный неотступным неистовством, вынужден дожидаться благодатного покрова темноты, прежде чем начать свой неясный план ее спасения, успех которого был весьма сомнительным. А тем временем она могла проснуться и погибнуть, сраженная окружающим ее ужасом... Или могло произойти что-нибудь еще более страшное, если все пересказываемые шепотом истории — правда...