Нас с тобой, дрогой Сатампра, разыскивают как пособников изменницы. Наши имена им тоже пока неизвестны, но в городе ищут человека твоего внушительного роста и телосложения. Следы порошка зловонных видений обнаружили на постаменте статуи Лениквы и тщательно изучили. Увы, к помощи этой субстанции уже прибегали и я, и другие алхимики до меня.
Очень надеюсь, что вам удастся ускользнуть — не тем путем, которым намереваюсь воспользоваться я сам.
Дверь на Сатурн[6]
Когда Морги, верховный жрец богини Йундэ[7], вместе с двенадцатью самыми безжалостными и доверенными прислужниками вступил на рассвете в дом пресловутого еретика Эйбона, возвышавшийся на утесе над северным морем, его ждали удивление и разочарование. Удивление нетрудно понять: они рассчитывали застать колдуна врасплох; суды против Эйбона проходили в уединении подземных склепов за непроницаемыми дверями, а к тому же после вынесения приговора дознаватели не стали медлить и в ту же ночь выступили к дому колдуна, построенному из черного гнейса. Разочарованы же они были тем, что внушительный приказ об аресте с символическими огненными рунами на свитке из человеческой кожи был отныне бесполезен; придется потерпеть с изощренными пытками и замысловатыми и болезненными испытаниями, которые они предусмотрительно заготовили для нечестивого вероотступника.
Особенно был разочарован сам Морги, и проклятия, которые он принялся изрыгать, обнаружив, что верхняя комната пуста, изобиловали кабалистическими длиннотами и вселяли истинный ужас. Эйбон, который успел приобрести слишком большую славу у жителей Мху Тулана[8], самого отдаленного полуострова континента Гиперборея, был главным соперником Морги среди колдунов. Поэтому верховный жрец с радостью поверил недобрым слухам и использовал их, чтобы выдвинуть обвинения. Болтали, что Эйбон был приверженцем издавна пользующегося дурной славой культа языческого божества Зотаккуа, которому поклонялись задолго до людей; что магия Эйбона — следствие его связей с этим темным божеством, происходившим из иных миров чужой вселенной и явившимся сюда в допотопные времена, когда земля была дымящимся болотом. Зотаккуа по-прежнему внушал людям страх; говорили, что те, кто готов отказаться от своей человеческой природы ради службы ему, обучаются тайному знанию, существовавшему до сотворения мира, — знанию столь чудовищному, что наверняка его занесли на землю с далеких планет, рожденных во времена ночи и хаоса.
Дом, который Эйбон построил в форме пятиугольной башни, состоял из пяти этажей, включая два подземных. Разумеется, дом перевернули вверх дном; трех слуг Эйбона пытали: медленно капали раскаленным битумом, чтобы выведать, куда делся хозяин. Они упорствовали, что знать ничего не знают, и после получасовой пытки их слова сочли доказательством истинного неведения. Никаких подземных коридоров в стенах и полах нижних комнат не обнаружилось, хотя Морги не поленился даже на самом нижнем этаже снять плиты, на которых стоял непристойный идол Зотаккуа, хотя и проделал это с большой неохотой, ибо покрытый шерстью приземистый божок с лицом летучей мыши и телом ленивца внушал ужас и отвращение служителю богини-лосихи Йундэ.
Снова обратившись к поискам на верхних этажах, дознаватели были вынуждены признать, что совершенно сбиты с толку. Они обнаружили лишь немногочисленные предметы мебели и несколько древних томов заклинаний, какие найдутся у любого колдуна, малоприятные кровавые картины на пергаменте из шкуры птеродактиля, а также допотопные чаши, скульптуры и тотемные столбы, собирать которые Эйбон был большой охотник. В той или иной форме на них почти всегда красовался Зотаккуа: его зверски-сонливое лицо злобно таращилось с ручек чаш и половины тотемов (принадлежавших недочеловеческим племенам) среди тюленей, мамонтов, громадных тигров и туров. Морги полагал, что малейшие сомнения в невиновности Эйбона рассеялись: несомненно, только приверженец Зотаккуа мог хранить у себя хотя бы одно-единственное изображение этого омерзительного божества.
Однако эти дополнительные, пусть и весьма серьезные доказательства не помогали в поисках Эйбона. Глядя в пустоту за окнами верхней комнаты, прямо с обрыва, под которым в четырехстах футах внизу бушевало море, Морги был вынужден отдать должное магическим способностям соперника. Иначе исчезновение Эйбона выглядело слишком таинственным, а Морги не любил тайн, если только они не были выгодны ему самому.
7
В письме от 10 сентября 1934 года Роберту Х. Барлоу (1918–1951), американскому поэту-авангардисту, антропологу, историку древней Мексики и будущему душеприказчику Г. Ф. Лавкрафта, КЭС сообщал о богине Йунде некоторые подробности: эта богиня-лосиха — отпрыск «андрогинного животного архетипа» Цигуме (Zyhumé), который, в свою очередь, выглядит как «расплывчатый и более или менее сферический лось»; кроме того, согласно пергаментам Пнома, упоминающимся в более позднем рассказа КЭС «Пришествие Белого червя» («The Coming of the White Worm», 1941), Йунде — жена Ньярлатхотепа, воплощения хаоса и посланника Древних у Лавкрафта.
8
Провинция Мху Тулан вообще славилась своими колдунами и некромантами; помимо Эйбона, там проживал Зон Меззамалех, упоминающийся в более позднем рассказе КЭС «Уббо-Сатла» («Ubbo-Sathla», 1933).