Последовавшие за переездом тучные годы повлияли и на гиперборейцев. У йдхимов, которые предпочитали размножаться более традиционным способом, не было матери народа, и жизнь Эйбона и Морги текла безмятежно. Эйбон наконец-то оказался в своей стихии, ибо весть, которую он принес от бога Зотаккуа, еще почитаемого в этой части Сикраноша, превратила его в своего рода местного пророка, даже помимо славы, которой он пользовался как носитель божественного послания.
Возможно, Морги и не был здесь совершенно счастлив, ибо йдхимы, хоть и верили в богов, не разжигали свой религиозный пыл до фанатизма и нетерпимости, а стало быть, абсолютно невозможно было преследовать их за ересь и вероотступничество. Впрочем, были и приятные моменты: грибное вино йдхимов, хоть и сильно горчило, славилось крепостью, да и женщин, если не быть слишком брезгливым, здесь находилось в достатке. Так Морги и Эйбон продолжили вести жизнь священнослужителей, которая, если честно, не слишком отличалась от жизни духовных лиц на Мху Тулане и в прочих краях.
Таковы были всевозможные приключения и такой удел в конце концов обрела эта грозная парочка на Сикраноше. Тем временем в доме Эйбона из черного гнейса, что стоял на утесе над северным морем на полуострове Мху Тулан, прислужники Морги несколько дней ждали своего господина, не осмеливаясь ни последовать за верховным жрецом, ни ослушаться приказа и удалиться. Спустя некоторое время особым разрешением, выданным временным заместителем Морги, их отозвали. Однако произошедшее нанесло сильный урон культу богини Йундэ. Сложилось мнение, что Эйбон с помощью могущественной магии, которой научился у Зотаккуа, не только сумел сбежать от Морги, но в придачу и сокрушил этого последнего. Как следствие, вера в богиню Йундэ захирела, и в последние века перед наступлением великого ледникового периода на полуострове Мху Тулан возродилось поклонение темному божеству Зотаккуа.
Судьба Авузла Вутоккуана[10]
— О великодушный и щедрый господин бедняков, умоляю о милости! — вскричал нищий.
Авузлу Вутоккуану, самому богатому и жадному ростовщику в Коммориоме, да и во всей Гиперборее, пришлось прервать нить размышлений, ибо его отвлек этот крик, зловещий и резкий, словно стрекот цикады. Он кисло уставился на нищего, просящего подаяние. В этот вечер мысли Авузла Вутоккуана на пути домой полны были восхитительных картин: сияя и дробясь разноцветными оттенками, благородные металлы, монеты, слитки, золотые и серебряные украшения, а также драгоценные каменья ручейками, реками и бурными каскадами устремлялись в сундуки Авузла Вутоккуана. Видение исчезло; остался назойливый и неприятный голос, умолявший о милостыне.
— Всего два пазура, о наищедрейший, и ты получишь от меня предсказание!
Авузл Вутоккуан снова взглянул на попрошайку. Никогда еще во время прогулок по Коммориому ему не доводилось встречать такого презренного представителя нищенского сословия. Попрошайка был на удивление дряхл, и его коричневую, как у мумии, кожу покрывала сетка морщин, будто сплетенная в джунглях гигантским пауком. Его лохмотья выглядели прямо-таки неправдоподобными; седая борода опускалась на грудь, теряясь среди лохмотьев и напоминая белый мох первобытных можжевельников.
— Мне не нужны твои пророчества.
— Один пазур.
— Нет.
Глаза нищего в запавших глазницах полыхнули злобой — они были словно головы двух ядовитых гремучих змей в норе.
— Тогда, о Авузл Вутоккуан, — прошипел нищий, — ты получишь свое предсказание даром. Слушай же, что уготовила тебе судьба: безбожная и безмерная любовь, которую ты питаешь к вещам, заведет тебя в странное место, где ты встретишь свой конец, какого не видали и не увидят ни солнце, ни звезды. Тайное сокровище, сокрытое под землей, заманит тебя в ловушку, и сама земля поглотит тебя.
— Пошел прочь! — сказал Авузл Вутоккуан. — Поначалу слова твои звучали более чем загадочно, однако закончилось все банальностью. Мне не нужен нищий попрошайка, чтобы узнать судьбу, которая и без того суждена всему живому.
Это случилось спустя много месяцев, в год, который историкам доледникового периода известен как год Черного тигра. Авузл Вутоккуан был в своем доме, в комнате на первом этаже, где обычно вел дела. Косой луч алого заката на краткий миг проник в окно, зажег радужными искрами змеящийся узор лампы на медных цепях, украшенной самоцветами, вдохнул огонь в крученые серебряные и золотистые нити на потемневших шпалерах. Авузл Вутоккуан, сидевший в охристой тени за пределами круга света, вперил суровый и насмешливый взор в клиента, чье смуглое лицо и темный плащ позолотило гаснущее светило.