Грусть, гнев, изумление и замешательство терзали его, пока он шагал по галерее, и, войдя во внутренний зал, Хейнс так и не решил, что предпринять. Сдаться, как поступил Ченлер, было немыслимо. Если бы Хейнс мог снова его увидеть, возможно, ему удалось бы убедить товарища передумать и открыто выступить против козней инопланетного существа. Для землянина было унижением и изменой человечеству поддержать Вултума в его более чем сомнительных замыслах. И если даже забыть о планах вторжения и распространения на Земле этого странного и коварного наркотика, нельзя допустить разрушения Игнар-Лутха, которое случится, когда корабль Вултума пробьет путь на поверхность Марса. Его долг — и долг Ченлера — предотвратить беду, если это, конечно, в человеческих силах. Так или иначе, им — или, если придется, ему одному — нужно остановить злодея, который вынашивает злобные планы в этой чудовищной пещере. Хейнс был человек прямолинейный — у него и в мыслях не было лавировать и ловчить.
Все еще сжимая дубинку, он несколько минут шагал вперед, а его мозг тщетно бился над разрешением ужасной проблемы. По доведенной до автоматизма привычке опытного пилота никогда не прекращать наблюдение он заглядывал в дверные проемы, мимо которых проходил; за ними над ретортами и чашами корпели вековые колоссы. Затем он свернул к пещере, где стояли три могучих сосуда, которые Та-Вхо-Шай называл бутылями сна. Хейнс не забыл, что сказал марсианин об их содержимом.
В мгновенной вспышке вдохновения Хейнс смело вошел внутрь, от всей души надеясь, что в эту минуту Вултум за ним не следит. Если уж следовать дерзкому плану, медлить нельзя.
Огромные, выше Хейнса, выпуклые и пустые на вид амфоры мерцали в застывшем свете. Подойдя к ближайшей, он увидел в вытянутом сосуде свое искаженное изображение — точно портрет гигантской луковицы.
В голове была только одна мысль, одно решение. Чего бы это ни стоило, надо разбить бутыли, и газ, проникнув в атмосферу Равормоса, погрузит приспешников Вултума — если и не самого Вултума — в тысячелетний сон. Хейнс с Ченлером будут обречены разделить этот сон, но для них, кто не испробовал тайного эликсира бессмертия, пробуждения не случится. Однако в сложившихся обстоятельствах выбирать не приходится; благодаря их жертве, двум планетам будет дарована тысячелетняя отсрочка приговора. Это был шанс, и другого не будет.
Хейнс поднял каменную булаву, размахнулся и изо всех сил обрушил ее на выпуклое стекло. Раздался звучный и продолжительный звон, словно ударили в гонг; по бутыли пошли трещины. От второго удара стекло с пронзительным звуком, почти членораздельным воплем, проломилось внутрь, и в лицо Хейнсу пахнуло прохладой, нежной, как женский вздох.
Задержав дыхание, он развернулся к следующей бутыли. Она разбилась от первого удара, и Хейнс снова ощутил нежное дыхание, хлынувшее из щели.
Громовой голос заполнил пещеру, когда Хейнс поднял булаву, чтобы ударить по третьей бутыли:
— Идиот! Этим деянием ты обрекаешь себя и своего собрата на погибель!
Последние слова смешались с грохотом: Хейнс разбил последний сосуд. Наступила гробовая тишина, и даже приглушенный гул двигателей отступил. Мгновение землянин смотрел на разбитые бутыли, а затем, уронив бесполезный обломок расколовшейся на куски булавы, выбежал из пещеры.
Привлеченные грохотом, в коридор выскочили айхаи. Они бессмысленно носились кругами, словно мумии, поддерживаемые в движении слабеющим гальванизмом. Никто даже не пытался схватить землянина. Насколько быстро газ погрузит их всех в сон, Хейнс не знал, однако воздух в пещере вроде бы не изменился: никакого запаха, никаких помех при дыхании. Однако даже на бегу Хейнс уже ощущал легкую сонливость, словно тонкая пелена окутала его чувства. В воздухе повисли слабые испарения, и даже стены как будто утрачивали прочность.
Бежать было некуда и незачем. Хейнс не испытал особого удивления, обнаружив, что скользит по воздуху. Его словно подхватил стремительный поток или невидимые облака. Двери сотен потайных комнат, входы в сотни таинственных залов пролетали мимо, и он видел, как раскачиваются и кивают в такт дремоте колоссы, еще спешившие по своим странным делам. Он смутно разглядел, что влетел в пещеру с высоким сводом, где на треножнике из хрусталя и черного металла стоял ископаемый цветок. В сплошной каменной стене открылась дверь, и Хейнс бросился к ней. В следующее мгновение он падал среди громоздящихся повсюду безымянных механизмов прямо на вращающийся диск, который адски гудел; затем встал на ноги, комната обрела устойчивость, а диск теперь вращался рядом. Затем перестал вращаться, но воздух еще сотрясали его адские вибрации. Хейнс словно угодил в механический кошмар, но среди путаницы сверкающих катушек и динамо-машин он увидел Ченлера — тот был привязан металлическими шнурами к раме, напоминавшей дыбу. Рядом с ним неподвижно замер гигант Та-Вхо-Шай, а перед марсианином возлежало невероятное существо, чьи конечности и прочие органы терялись среди скопища механизмов.