Я, человек научного склада ума, отвергающий предрассудки, был склонен искать объяснение в неземных предках Книгатина Зхаума. Я не сомневался, что оно кроется в особенностях чуждой нам биологии и свойствах инопланетного жизненного вещества.
Движимый азартом исследователя, я собрал могильщиков, которые хоронили Книгатина Зхаума, и велел отвести меня к месту погребения на свалке. Там нас ждали удивительные открытия. Земля не была потревожена, лишь сбоку виднелась глубокая нора, как будто проделанная крупным грызуном. Труп человека или, по крайней мере, труп, напоминающий человеческий, не мог пройти через это отверстие. По моему приказу могильщики убрали землю, черепки и прочий мусор, которые ранее насыпали над казненным. На дне могилы не было ничего, лишь едва различимый липкий след там, где лежало тело; вскоре и сам след, и его едкое зловоние улетучились без следа на свежем воздухе.
Озадаченный и еще сильнее сбитый с толку, я ждал нового суда, все еще надеясь, что для произошедшего найдется рациональное объяснение. На сей раз судьи мешкали еще меньше прежнего. Подсудимого снова приговорили к смерти; казнь должна была состояться на следующее утро. В приговоре была приписка: останки следовало запечатать в деревянном саркофаге, а саркофаг поместить в каменную яму и завалить крупными валунами. Эти меры, казалось, должны были помешать нездоровой и противозаконной склонности несносного злодея воскресать из мертвых.
Когда Книгатин Зхаум снова предстал передо мной в окружении удвоенного количества стражников и зевак, которые теперь не только занимали всю площадь, но и толпились на прилегающих улицах, я воззрился на него с сугубым вниманием и еще большей брезгливостью. Обладая хорошей памятью на анатомические особенности, я заметил в его облике странные перемены. Огромные пятна тусклого черного и нездорового желтоватого цвета, покрывавшие его с головы до пят, теперь располагались иначе. Сместившиеся кляксы вокруг глаз и рта придавали лицу почти невыносимое мрачное и сардоническое выражение. Его шея заметно укоротилась, хотя там, где она соединялась с головой, не было видно никаких разрывов. Оглядев его руки и ноги, я заметил и другие странности. Я неплохо разбираюсь в физических материях, однако не желал задумываться о том, какие внутренние процессы привели к таким изменениям; еще меньше мне хотелось гадать, к каким результатам приведут дальнейшие трансформации, если они последуют. Страстно надеясь, что Книгатину Зхауму вместе с чудовищными особенностями его нечестивого тела наконец-то придет неизбежный конец, я размахнулся и мощным ударом обрушил меч правосудия на шею приговоренного.
И снова, насколько способны были судить глаза смертного, удар произвел ожидаемое действие. Голова покатилась по плахе, а торс и конечности рухнули навзничь на запятнанные плиты мостовой. С точки зрения закона этот дважды гнусный злодей был дважды умерщвлен.
Как бы то ни было, на сей раз я не погнушался самолично проследить за погребением и убедиться, что все болты на прекрасном саркофаге из древесины афы закручены, а десятифунтовую яму, в которую опустили саркофаг, засыпали специально подобранными валунами. Чтобы поднять каждый, требовалось трое мужчин. Мы все сочли, что неугомонный Книгатин Зхаум наконец-то упокоился с миром.
Увы! О, тщета мирских надежд и трудов! Утро принесло весть о новом непередаваемом, немыслимом злодеянии: этот получеловек снова бесчинствовал в городе и на сей раз удовлетворил свои людоедские наклонности, пожрав одного из самых уважаемых граждан Коммориома. Этим горожанином был не кто иной, как один из восьмерых судей; однако тучного судьи злодею показалось мало, и на десерт он закусил выступающими частями лица стражника, который пытался помешать поглощению главного блюда. Как и прежде, все это происходило на виду у огромной толпы. Обглодав жалкие остатки левого уха стражника, Книгатин Зхаум, кажется, насытился и покорно позволил себя увести.
Услыхав новости, я, как и те, кто вместе со мной положил столько сил на погребение злодея, был несказанно удивлен. На толпу же случившее произвело поистине ошеломляющее впечатление. Самые суеверные и робкие начали покидать город; вспомнились забытые пророчества; многие жрецы заговорили о необходимости умиротворить их разгневанных богов и идолов щедрым подношением. Я с пренебрежением относился к подобной болтовне, но даже я понимал, что в сложившихся обстоятельствах постоянное воскресение Книгатина Зхаума заставляло сомневаться не только в религии, но и в науке.