Наконец под куполом стало тихо; червь крепко спал, а у колдуна иссякло желание расспрашивать призрак Доони; те же, кто был вместе с этим последним в чреве белого червя, молча ждали в оцепенении смерти.
Будучи человеком храбрым и решительным, Эваг не стал медлить и вытащил из ножен слоновой кости короткий, но превосходно закаленный бронзовый меч, который носил на перевязи. Подойдя вплотную к помосту, он вонзил меч в разбухшую массу. Легко разрывая плоть, лезвие вошло вместе с широким навершием, как будто Эваг проткнул чудовищных размеров мочевой пузырь; и вслед за мечом в рану втянуло его правую руку.
Он не почувствовал ни дрожи, ни шевеления червя, но из раны потоком хлынула черная жидкая масса, пока меч не вырвался из руки колдуна, словно затянутый водой под мельничное колесо. Жарче крови, дымящаяся странными испарениями жидкость полилась по его рукам, забрызгивая одежду. Лед у него под ногами почернел; и все равно жидкость продолжала хлестать, словно из неисчерпаемого источника нечистот, растекаясь лужами и ручейками, что постепенно собирались воедино.
Эваг пытался бежать, но, когда он добрался до лестницы, неуклонно прибывающая смоляная жидкость уже доходила ему до лодыжек; затем она хлынула по лестнице перед ним, словно водопад в пещере. Поток кипел и пузырился, все жарче и жарче; течение разгонялось, тянуло колдуна за собой, как будто цепляясь за него злобными руками. Спускаться Эваг боялся, а под куполом некуда было забраться. Пытаясь устоять на ногах, он обернулся и сквозь зловонные испарения увидел восседающую на царственном помосте тушу Рлима Шайкортха. Разверстая рана чудовищно распахнулась, и поток извергался из нее, как будто прорвало плотину; и, словно в доказательство внеземного происхождения червя, его объем ничуть не уменьшился. Зловещая чернота продолжала хлестать, закручиваясь вокруг коленей Эвага; зловонные пары принимали форму мириад призраков, что сплетались и расплетались у него перед глазами. У колдуна, стоявшего на верху лестницы, закружилась голова, он пошатнулся, поток подхватил его и расшиб ему голову о ледяные ступени.
В тот же день, в море к востоку от срединной Гипербореи, гребцы с торговых галер стали свидетелями невиданного чуда. Матросы, возвращаясь с далеких островов с попутным ветром, около полудня увидели чудовищный айсберг, чьи утесы возвышались над морем, подобно горам. Местами айсберг сиял странным светом, а с самой высокой вершины лился чернильный поток; нижние утесы были порогами и каскадами на его пути; обрушиваясь вниз, вода вскипала, и море, даже на значительном удалении от айсберга, было покрыто туманом и темными полосами, словно черной жидкостью каракатиц.
Подплывать ближе моряки побоялись, поэтому, преисполненные изумления и благоговейного страха, отложили весла, легли в дрейф и принялись наблюдать за айсбергом; тем временем ветер стих, и галеры дрейфовали поблизости от него до наступления ночи. Моряки видели, что айсберг быстро уменьшается, словно изнутри его пожирал неведомый огонь, а воздух и вода заметно потеплели. Ледяные скалы таяли одна за другой; громадные куски с грохотом падали в воду; наконец рухнула самая высокая из вершин, но чернота продолжала бить фонтаном. Матросам казалось, что среди прочих обломков в море рушатся дома, но из-за тумана они не были в этом уверены. К закату айсберг стал не больше обычной льдины и все равно извергал черноту; затем он глубоко погрузился в воду, и странный свет погас. Ночь была безлунная, поэтому айсберг скрылся из виду; поднялся штормовой южный ветер, и к рассвету на воде не осталось ничего.
Обо всем, что было рассказано выше, по Мху Тулану, пограничным гиперборейским царствам и архипелагам до самого южного острова Оштрор долго ходили многочисленные слухи. В этих россказнях нет ни капли правды, ибо доселе ее не ведал никто. Однако я, колдун Эйбон, с помощью некромантии призвав дух Эвага, блуждающий над волнами, узнал от него подлинную историю появления белого червя и записал ее в книгу, оставив лакуны, дабы не смущать слабые умы смертных. И спустя много дней после пришествия и таяния великого ледника люди прочтут эту запись, а также в избытке приобщатся к иному древнему знанию.